Этот роман посвящается казахским геологам. События развертываются в одной из геологических экспедиций Казахстана, изучающей Саятскую степь (левобережье озера Балташы). Старый геолог Даурен после долгой отлучки возвращается в родные края и встречается с Нурке, бывшим своим учеником, ставшим ныне главным геологом экспедиции. Эти два героя романа противоположны друг другу во всем. Даурен - человек широкого размаха, доброжелательный, влюбленный в науку, в людей, несмотря на долгие годы трудностей и неудач он сохранил юношескую душу и веру в человека. Нурке, холодный карьерист, добившийся жизненного успеха, желчен, эгоистичен, нетерпим к критике, малейшее замечание воспринимает как посягательство на его карьеру. И любого готов столкнуть со своего пути.
В романе большое место отведено молодежи и воспитанию характера.
"Схватка" - роман о становлении казахской интеллигенции.
Ильяс Есенберлин
Схватка
1
Первая встреча произошла так: сидела девушка в степи, а степь-то была широкая, перерезанная сопками и ущельями, тянувшаяся с севера на юг на сотни километров. Сидела девушка в степи и читала. Читала внимательно, даже строго, наморщив лоб. Иногда отрывала голову от книги и, глядя куда-то вдаль, произносила отдельные, наиболее поразившие ее строчки вслух.
Вот она и сказала:
- Я часто задаю себе вопрос: обладает ли любовь интуицией? Если бы Ромео не объяснился в любви Джульетте, догадалась бы она о его чувствах?
И сейчас же за спиной ее спросили:
- А вы как сами думаете?
Девушка в замешательстве обернулась. Книга упала на землю.
Высокий черноволосый парень стоял перед ней. На нем был синий рабочий костюм, а через плечо сумка, на треть набитая камнями.
"Геолог! - решила девушка. - Из новых! Я его не знаю!"
- Извините, - сказал парень, нагибаясь и поднимая книгу. - Я испугал вас! - Он открыл первую страницу и прочел: "Стендаль. Трактат о любви". Ах вот что! Пожалуйста.
По-разному можно было произнести эти слова: насмешливо, язвительно, почтительно, игриво, но парень сказал их как надо - очень просто, серьезно и спокойно. И это девушке понравилось.
- Ничего, - сказала она, - спасибо. - Нет, я не испугалась, кого здесь, в Саяте, бояться? Но вы так внезапно подошли...
Он улыбнулся.
- Да, "яко тать в нощи", - так обязательно сказал бы мой батюшка, будь он сейчас со мной. Он любит исконно русские выражения.
"Батюшка?! - подумала она. - На кого же он похож? А ведь он точно кого-то напоминает".
- Только это не исконно русское выражение, - сказала она поучающе, - это церковно-славянский, литургический язык, то есть это македонское наречие староболгарского языка. Есть некоторая разница, правда?
Парень улыбнулся.
- Даже очень большая! - и вдруг радостно воскликнул:- Стойте! Да вы ведь Дамели Ержанова - учительница здешней школы!
- Ну да, - ответила она удивленно. Ну да, а вы...
- Боже мой! - на лице парня отразилось даже что-то похожее на ужас. - Вот ведь случается! Вы Люсю знаете? Вашу однокурсницу по филфаку?
- Люку! - крикнула девушка. - Люсю Князеву?!
- Ну конечно! - сказал парень и опустился на камень. - Так у меня от нее письмо к вам. Эх, вот не захватил с собой! Я ведь и в школу к вам два раза сегодня заходил.
- Так вы, значит...
- Да, да, да, - он радостно и изумленно глядел на нее. - Вот вы, оказывается, какая! Ну бывает же!
Она схватила его за руку. Люся Князева была ее любимой подругой, поверенной ее тайн. Они сговорились встретиться этим летом здесь, в Саяте.
- Так что с ней, когда она сюда приедет?
- Ой!
Парень засмеялся.
- Вот этого, боюсь, вы не скоро дождетесь.
- Почему?
- Да ведь я и познакомился с вашей подругой на ее свадьбе. Не Князева сейчас она, а Котельникова! Прекрасный парень ее муж. Тоже геолог! Наш сосед по квартире!
- Вот как, - протянула Дамели, она все не могла осознать этого известия.
- Вот как, значит!
- Значит, так, Дамели Хасеновна, - сказал сочувственно и кивнул головой парень и дружески слегка дотронулся до ее руки. - Мир меняется вокруг нас, и вот уже ваша Люська Князева не ваша Люська, а Людмила Михайловна Котельникова. И приехать к вам она сможет только с мужем и ребенком. Это значит - года через два-три. С ума сойти, а?
- Ну почему же, - пробормотала Дамели не особенно уверенно. - Я думаю, наоборот...
Она ничего сейчас не думала - и не так и не эдак - поэтому фраза и осталась недоконченной.
- Да что уж тут ни думай, а все равно досадно, - добродушно усмехнулся парень. - Я вас понимаю. Так, конечно, все и должно быть, и пожелаем ей всего хорошего, но вы правы - все равно как-то досадно. А почему? Тут даже эта умная книга, - и он слегка кивнул головой на "Трактат о любви", - не объяснит. - Обладает ли любовь интуицией? - повторил он.- Поняла бы Джульетта, что Ромео ее любит, если бы он молчал? Так как, по-вашему? Поняла бы? - спросил он Дамели в упор.
- Вероятно, - пожала одним плечом Дамели. Ей было сейчас совершенно не до Стендаля и не до Ромео.
- Да, вероятно, вероятно! - кивнул головой парень. - Кто-то сказал: ненависть скрыть легко, любовь - трудно, равнодушие - невозможно. Конечно, поняла бы.
- Как выглядела Люся? - спросила Дамели, думая о своем.
- Отлично! - воскликнул парень. - Была веселая, нарядная, красивая. Так зайдемте сейчас к нам, я вам отдам письмо. Мы ведь живем за два дома от вашей школы.
- В дирекции? Ой, значит вы... - она только теперь поняла, кого напоминает этот высокий, красивый джигит.
- Совершенно верно, - слегка поклонился парень, - сын известного вам Нурке Ажимова. Бекайдар! Будем знакомы!
- Дамели, - произнесла чинно девушка. - Будем знакомы!
- А я уж заочно знаком с вами, Дамели Хасеновна, - сказал серьезно парень, - только я никак не думал, что вы... - он что-то помедлил и замешкался.
- Ну? - сказала Дамели. - Ну?.. Ну?..
- ...Что вы такая хорошая, - серьезно закончил парень, сорвал одинокий тюльпан и протянул его девушке.
Обладает ли любовь интуицией? Обладает! Конечно!
...Геологическая экспедиция, в которой работали Дамели и Бекайдар, уже третий год находится в Саяте. Ищет медь. По предположениям руководителя экспедиции, Нурке Ажимова, кроме меди здесь должны быть молибден и золото, и все это надлежало обнаружить.
Саятская степь велика; она тянется от пика Медного до сопки Старушечья, то есть на протяжении примерно двухсот километров. И все это пространство таит в своих недрах миллионы тонн ценных руд. Об этом опять-таки можно прочесть в монографии профессора Ажимова. А выше Саята эта степь пустынна, засушлива, покрыта скудной, жесткой растительностью, в ней много ковыля, черной степной полыни, чия, тамариска вперемежку с колючими неподатливыми кустарниками, называемыми по-казахски боялышем и ошагаком. Экспедиция - все пять отрядов ее (их так и называли: первый, второй, пятый Саят) - расположилась в самом центре степи, а расстояния здесь такие: за пятьдесят километров к западу от лагеря - озеро Балташы ("Плотницкое"), за полтораста к востоку - автобусная станция "Старушечья сопка". Там перевалочный пункт экспедиции - оттуда везут воду, прямо ее качают из отработанных буровых скважин.
В поселках - деревянные домики и избушки, крытые дерном; все это сбито на скорую руку и кое-как: люди здесь жить не собираются, и только в Первом Саяте есть уже что-то похожее на настоящий поселок: лаборатория, контора, Красный уголок и столовая. Стоит эта столовая посередине центральной площади. И примыкает прямо к сопкам. По праздникам здесь устраиваются танцы, показывают кино или концерты художественной самодеятельности. В будни на площади заправляют машины. Рабочие в брезентовых куртках подкатывают сюда железные бочки с солидолом и бензином. Тарахтят механизмы. Около столовой собирается небольшая очередь. Но сейчас площадь стоит тихая и нарядная. Машины угнали, землю посыпали песком, столовую убрали еловыми ветками.
Сегодня здесь двое комсомольцев - геолог Бекайдар Ажимов и учительница Дамели Ержанова - справляют веселую молодежную, вероятно, первую в Саяте, свадьбу.
Накануне жених слетал в город и привез оттуда повара, ящик коньяку и ящик шампанского, а заведующий хозяйством Саятской экспедиции некий Еламан Курманов съездил в один из ближних аулов и пригнал оттуда десяток баранов. Разделывал туши сам хозяин торжества Нурке Ажимов - повару он таких дел не доверял. Столовая была разукрашена венками, букетами и ветками ели. В эту весну цвело многих желтых и красных тюльпанов, и невеста с подругами два дня собирала их по сопкам. Погода стояла ясная, пировать решили прямо на улице. Но столы стояли и в помещении, и все было сплошь заставлено блюдами со сладостями. Были тут разнообразные сладости: и торты, и чакчак, и огромные яблоки - поразительный по величине и расцветке алма-атинский апорт, и наконец каймак. И все-таки, по мнению хозяина, чего-то не доставало.
Он стоял, разглядывал барашка и говорил:
- Разве в наше время так свадьбы справляли? В наше время, если гость не приезжал на коне, он и за гостя не считался. Знаете, какие скачки в наше время были! Э, да что там и говорить! Вы не казах, вам этого никак не понять.
И повар сочувственно хмурился и цокал языком: "Ай, ай, ай!"
- Я, дело прошлое, теперь уже можно похвастаться, - говорил начальник экспедиции, - всегда только первые призы брал и в байге и на скачках. Я, например, на полном скаку мог по-казахски выхватить кинжал из земли зубами! Вот так перегнуться с лошади и выдернуть! А теперешние!.. Э, да что там говорить! Не та молодежь пошла!
Не та и не та! И образование у них, и языки они знают, и на рояле играют, а вот душа у них не та! Не джигитская!
- Невеста у вас очень красивая девушка, - вздохнул деликатно повар. - Он был и польщен доверием начальника, и смущен им, и не знал, как отойти от этого разговора: дел у него было по горло.
- Да у меня и сынок неплох! - гордо и чуть высокомерно усмехнулся Нурке. - Вы бы слышали, как он поет! Вот подождите: на свадьбе он исполнит нам одну песенку! Артист! Поэт! Заслушаешься! А вот со мной ему все равно не потягаться. А мне ведь далеко за пятьдесят, уважаемый. А вы говорите!
Повар ровно ничего не говорил, он горел, как на огне, ему не терпелось бежать к плите - у него там уже что-то пригорело и что-то перестаивалось, но он не знал, как ему отойти от разговорившегося хозяина.
- Вот мне скоро шестьдесят стукнет, - между тем говорил хозяин, - а у меня ни одной морщинки нет! Я, уважаемый, все эти сопки облазил по десять раз. За мной и сейчас ни один рабочий не может поспеть! Ни русский, ни казах! Они давно языки повысовывают, а я все иду и иду! А вы мне говорите! Эх! - и он махнул рукой.
В это время и подошел к нему Еламан. Это был заведующий хозяйственной частью экспедиции: сухой, худощавый, очень подтянутый человек с подвижным лицом и неприятно пристальным взглядом.
- Нурке, - сказал он, - Хасена еще нет! Что, ждать будем!?
- Еще чего! - высокомерно удивился хозяин. - Очень он нам с тобой нужен, а? - и прикрикнул:
- Ты вот лучше за столами понаблюдай: смотри, коньяка мало! Я же сказал - перед каждым прибором должна стоять бутылка коньяка - где она? На столах-то пустыня?
- Правильно, правильно, Нурке! - забеспокоился Еламан. - Эй, кто там на кухне! Давайте из холодильника сюда весь коньяк! Пусть там остается только шампанское. Оно холод любит.
Появилась невеста в белом платье. Она прошла к столу и поставила в вазу большой букет красных цветов. Здесь их почему-то зовут "Марья-Каревна" и растут они весной на горных лужайках.
Нурке мельком взглянул на нее и отметил, что глаза у невесты красные - значит, плакала. От отца-то ни слуху ни духу. А вот уж неделя, как она "отбила" ему телеграмму. Впрочем, вероятно, он ее и не получил. Хасен Ержанов - агент Союза охотников и постоянно пропадает в горах или пустынях. А в этом году он еще заключил договор с зооцентром на отлов ядовитых змей. Именно змеи и беспокоили Дамели особенно. "Ведь он такой горячий, - думала она, - он никогда ни перед чем не останавливается. Однажды он задушил горную рысь прямо руками. Подраненная, она прыгнула на него с дерева, а он изловчился - накинул на нее куртку и не отпустил пока она не задохнулась. А эти змеи... надо будет обязательно в первый же день приезда в Алма-Ату урвать пару часов и сбегать к нему на дом: соседи верно знают где он".
В Алма-Ату молодые уезжали сразу же после свадьбы. Дамели вызывали на двухнедельный семинар, а Бекайдар ее провожал. Он работал в экспедиции, и отец ему предоставил двухнедельный отпуск без сохранения содержания: "Это тебе вместо свадебного путешествия, сынок", - сказал он, сердито смеясь.
Ровно в десять часов начали подходить гости. Их было много, человек сто, не меньше: инженеры, рабочие, геологи, жены их. Рассаживались долго, шумно и весело. Подходили по одному к невесте, к жениху, обнимали их, вручали подарки. Целый столик в стороне был уже заставлен сюрпризными коробками, фарфором и хрусталем.
Когда все наконец расселись, поднялся хозяин.
- Ну, дорогие гости, - сказал он, поглаживая грудь, вернее орден Ленина, который горел на груди, - прошу наполнить бокалы. Первый тост за мою прекрасную невестку! Второй - за ее молодого жениха. Будьте здоровы, ребята! Поменьше анализируйте друг друга и побольше любите! Ура! Пьем!
И сразу хлопнули пробки и раздался звон бокалов. Кто-то отчаянно, но весело заорал:"Горько, горько!"
И тогда молодые поднялись, чтоб поцеловать друг друга.
Дамели все время было и очень весело и очень неловко. Она так и не посмела обвести глазами стол и посмотреть на гостей. Зато гости все неотрывно смотрели на нее: она и в самом деле была очень хороша: тонкая, стройная, с большими черными, сияющими косами, уложенными вокруг головы. Да и жених тоже был неплох - молодой, свежий джигит лет двадцати пяти. И еще: они походили друг на друга, как брат и сестра. Хозяин слегка ткнул в бок Еламана и, когда тот обернулся, подмигнул ему.
"Ну что? По-моему все-таки вышло", - как будто говорил этот взгляд. И вдруг он недоуменно приподнял брови. Где-то совсем, совсем рядом за углом застучала, задребезжала, затарахтела, очевидно, совершенно расхристанная повозка. Казалось, что это с откоса покатились, сталкиваясь и звеня, пустые ведра. Затем показалась лошадь, за ней повозка. Странный человек - высокий, худой казах сидел в ней. Едва повозка поравнялась со столовой, он крикнул лошади "Стой!" и спрыгнул наземь. Лошадь послушно остановилась, сонно поглядела на пирующих и лениво обмахнулась хвостом. Кто-то за столом засмеялся, кто-то подавил смех. Вид у приехавшего на свадьбу был далеко не праздничный: на его тощих плечах болталась (именно болталась, а не сидела) шинель, перехваченная ремнем, на голове торчала ужаснейшая шляпа из зеленого велюра. Шнурки ботинок развязаны. Вот так он и явился на свадьбу дочери - охотник и ловец змей Хасен Ержанов.
- Коке! - крикнула, увидев его, невеста. - Отец! - И бурно бросилась к нему.
И такая ясная радость прозвучала в этом девичьем крике, такая преданность, что все застыли на своих местах. Наверное, не каждый даже сразу понял, что произошло, а уж то, что этот высокий, сухой старик с желтой редкой бородкой и злыми глазами и есть отец невесты, - верно уж никто в ту минуту не сообразил.
- Пройдем, милая, поговорить надо, - сказал, вернее приказал старик.
И дочь, покорно наклонив голову, пошла за стариком.
Они зашли за столовую и направились в степь. Почти с минуту за столом продолжалось ошеломленное молчание.
Потом Нурке улыбнулся и встал.
- Отец захотел, по обычаю предков, напутствовать свою дочь перед свадьбой. Прошу дорогих гостей пить, есть и веселиться. Минут через десять, надо полагать, невеста вернется и разделит нашу компанию.
Но прошло не десять минут, а двадцать, а потом и не двадцать, а целый час, - невесты все не было. Выпили и по первой стопке коньяка, и по второй, и по третьей, а невеста все еще не появлялась. Уже раскупорили третью бутылку шампанского, а Дамели все еще не вернулась. Бекайдар сидел на своем месте рядом с пустым бокалом невесты, и у него было такое лицо, что с ним никто не пытался даже заговорить.
Только раз отец тихо, настойчиво и строго сказал ему через стол.
- Будь человеком! Слышишь? Человек при любых обстоятельствах должен быть человеком.
А через полчаса появился около стола мальчишка. Это был очень сконфуженный, запыхавшийся мальчишка, наверно, ученик второго или третьего класса. Он протиснулся к Бекайдару и подал ему что-то зажатое в кулаке.
"От нашей учительницы!" - сказал он. Это была записка. Бекайдар развернул ее, прочел и с минуту сидел неподвижно, опустив голову и тупо глядя на свои руки. И все за столом тоже молчали.
- Дай-ка! - приказал отец.
Бекайдар молча сунул ему записку. Круглым, им обоим хорошо знакомым почерком Дамели было написано:
"Прости, не сердись и, если можешь, забудь. Тут уже ничего не поделаешь. Вина не наша. Прощай".
Нурке скомкал записку и гневно поглядел на Еламана. Тот молча пожал плечами. Потом встал и подошел к нему.
- Что ж теперь будем делать? - спросил он, наклонясь над ним. На записку он даже и не посмотрел.
Нурке, с лицом серым, как пыль, махнул рукой и встал.
- Пусть уж дожирают! Не собакам же выбрасывать! - сказал он резко.
2
Высокий человек идет по дороге. Раннее-раннее утро. Дорога широкая, извилистая - не дорога, а накатанный шинами асфальт. Все время пролетают машины, возле которых извивается дорога. А вот уж горы действительно огромны - сизо-зеленые, голубые, синие, покрытые легким туманом, великаны со спокойными снежными вершинами. Лесные боры карабкаются по склонам этих гор - ели, ели, ели, елки, елки, дуб, осина, береза.
Человек высок, но сутуловат, он идет, опираясь на палку. Иногда останавливается и смотрит на горы, кажется, он все время что-то ищет. Что только?
- Нет, это не здесь, - бормочет он, - это дальше. Там осыпь, камень, а здесь сплошной лес. Это дальше.
И вот уже солнце поднялось высоко, и снега на вершинах порозовели, а он все еще шел и шел.
И еще пролетел час.
- Вот здесь, - сказал он вдруг и остановился.
Он стоял, опираясь на палку, и смотрел на горы.
"Да, двадцать лет! Двадцать! Двадцать! Двадцать лет прошло с того ясного летнего утра. Я уже и не мечтал увидеть все это снова, а вот пришлось же..."
Он стоит неподвижно, думает и вспоминает. У него внимательный точный глаз и он умеет видеть самое главное.
"В тот день, - вспоминает он, - я должен был читать молодым геологам лекцию "Геологическое прогнозирование". Целую ночь я ходил по комнате и декламировал. Думал о том, какой фразой начну выступление, какой закончу. Но это было не просто утро, это было утро 22 июня. За два часа до назначенного часа я был в военкомате. Кажется, один из десятерых первых добровольцев".