Когда он увидел их в первый раз, они были похожи на пять пушистых пищащих комочков. Нейт, гордый отец, со смехом по очереди показывал на каждого пальцем и называл имена: Яранг, Тыгриску, Шарант, Илеар, Даймонд. Однако тогда Джеймс думал только о том, что пятеро малышей — это перебор для отца-одиночки, но Нейт был так счастлив, что Джеймсу оставалось только порадоваться за него. У самого Джеймса, такого же отца-одиночки, детей было всего двое, но и то он считал, что это многовато. Тот факт, что они были двойняшками, ситуацию только усугублял. С другой стороны, где один, там и два, а собственные родители всегда были готовы помочь.
Когда он встретился с малышами Нейта год спустя, те уже мало чем напоминали милых котят, и рядом с могилой погибшего отца казались слишком взрослыми. И одинокими. Джеймс только поджал губы, глядя на поникшие ушки и хвосты, а спустя еще месяц его и так немаленькая семья увеличилась еще на пятерых.
Работники органов опеки только качали головами, раз за разом ища повод отказать человеку, у которого и без того двое детей, но приютов, в которых можно было бы разом разместить пятерых маленьких каноанни, не нашлось, а разлучать братьев не имели права. Джеймс только хмыкнул, когда высокая, высохшая, словно мумия, старушка отдавала ему документы. Нет, никакого расизма, просто она искренне считала, что Джеймс не сможет позаботиться о малышах. А у Джеймса не было выбора. Кроме него и сыновей, у Нейта не было никого, и предать память старого и любимого друга он не имел права. Когда-то Нейт спас ему жизнь, а потом и душу, и если бы не он, то не было бы сейчас на свете Джеймса. А вот сам Джеймс уберечь Нейта не смог, хотя в том и не было его вины. Нейт погиб глупо, быстро, спасти его не успел бы никто. Так что вырастить его детей — это самое малое, что мог сделать для него Джеймс.
…Пятеро малышей в жизнь его семьи влились на удивление легко и быстро. Достаточно взрослые, чтобы понимать слово «нельзя», но не настолько, чтобы не пытаться проверить границы запретов, они шкодничали, как и все дети, но в меру. Дрались все разом, и ревели над разбитыми носами и подраными ушами и хвостами тоже все вместе. Сначала Джеймс переживал, как их примут его собственные сыновья, двойняшки Артур и Июм, но перестал беспокоиться об этом уже на второй день, когда увидел, как все семеро с сосредоточенным видом строят из конструктора город-крепость. Слаженно, четко, смеясь или сопя, они передавали друг другу элементы или инструменты, а потом также вместе сидели за одним столом и втихаря обменивали зеленый горошек на фасоль. По крайней мере, когда Джеймс вернулся к столу от плиты, весь горошек лежал на тарелках Артура и Июма, а вот фасоль перекочевала на тарелки котят. Джеймс тогда только усмехнулся про себя, но сделал вид, что ничего не заметил. Напряжение немного отпустило, но по-настоящему расслабился он только вечером, когда мелкие потребовали почитать им сказку. Ради удобства он устроился на подушке на полу, и через пару минут с удивлением обнаружил, что окружен семью малышами, которые, трогательно прижавшись друг к другу и к нему, смотрели одинаково завороженно, ловя каждое слово. Это было так тепло, так уютно, что дыхание на миг перехватило и последние сомнения исчезли без следа.
…Разумеется, было трудно. Потому что родителей у него было хоть и двое, но у них самих была работа, и сидеть с ребятней так часто, как им хотелось и как было нужно Джеймсу, они не могли несмотря на всю любовь к «пузатой мелочи», что к своей родной, что не родной, но все равно своей. Самым сложным, как оказалось, были походы по магазинам. Их первая совместная вылазка состоялась, когда недалеко от дома открылся молл, но Джеймс долго еще вздрагивал, вспоминая этот поход. Нет, дети вели себя, на удивление, вполне прилично, не закатывали истерик, не требовали купить им игрушку или конфет, не бегали, не пытались спрятаться и вообще держались поближе, а вот чужие взрослые…
Да, Джеймс знал, что они привлекают внимание и что семеро детей, из которых только двое принадлежат к гомо сапиенс — само по себе редкое явление, но не настолько, чтобы глазеть и показывать на них пальцем. Никогда Джеймсу не было так стыдно за собственную расу, как в тот день. Хотя бы потому, что попадавшиеся им на пути каноанни очень вежливо и мягко интересовались у малышей, не обижают ли их в такой большой семье, хорошо ли ухаживают, а когда получали положительный ответ, смотрели на Джеймса с теплом и уважением. Тогда Джеймс уже всерьез решил вернуться домой, несмотря на обиженные мордашки мелкотни, которой обещали развлечения, но положение спас один из каноанни — работников молла, отдав на растерзание целую игровую комнату. Джеймс только выдохнул облегченно и, оставив ребятню под его присмотром, ринулся по магазинам. Одежда, обувь, когтеточки для котят — его покупки заняли багажник полностью и кое-что мальчишкам пришлось держать на коленях. В целом, день удался, но больше в магазины всей семьей они не ходили, и если кому-нибудь надо было что-нибудь купить, Джеймс брал этого «кого-нибудь» и шел за покупками вместе с ним, принося домой еще и ворох маленьких подарков, чтобы порадовать остальных, которые, впрочем, ничуть не скучали, занятые играми друг с другом. Джеймс не мог назвать себя идеальным отцом, но он гордился тем, что смог научить сыновей, всех своих сыновей, быть… настоящими. Не жадничать, не ябедничать, не обижать, не делать зла, помогать. И, леча синяки, царапины от когтей или покусанные носы, с внутренней радостью слушал отказы выдать виновника очередной ссоры. Тем более, что с возрастом котята научились не использовать когти как свое преимущество, а Артур и Июм — не дергать их за хвосты и чувствительные ушки.
Когда мальчишки подросли и пришла пора отправляться в школу, различие в расе между его детьми на какое-то время стало настоящей проблемой. До сих пор эти самые проблемы заключались только в том, чтобы не перепутать штаны и джинсы с прорезями для хвостов с остальными и не поддаваться на уговоры и не покупать мороженое или шоколад с мятой, употребление которой каноанни разрешалось только с восемнадцати. Но в случае школы все было гораздо серьезней.
…Каноанни на их планете жили не всегда. Впрочем, мало кто вспоминал, что изначально каноанни прибыли как захватчики. Потерявшие свой дом, они летели от системы к системе, ища планету, которая бы им подошла. К несчастью, или наоборот, к счастью людей, ею стала старушка Земля. Перенаселенная, гибнущая, истощенная, задыхающаяся от смога и выхлопных газов. Погрязшая в междоусобных войнах и, как оказалось, не способная отстоять собственную независимость, несмотря на то, что каноанни было меньше, гораздо меньше. Они были умнее, сильнее, и им было нечего терять. Земля пала почти без боя. Но это «почти» стоило жизни сотням миллионов землян. Тектоническое и ядерное оружие, задействованное властями разных стран, не сумевших договориться друг с другом, начало цепочку катастроф и за несколько месяцев после этого население планеты сократилось более, чем наполовину. Отстраивали и поднимали из руин оставшееся уже вместе с каноанни. Их ассимиляция вообще прошла на удивление легко и быстро. Возможно, потому, что в их планах не было поголовного уничтожения коренного населения, создание резерваций или использование в качестве рабов. Каноанни нужен был дом, тепло и уют. А возможно, все дело было в том, что они были слишком похожи на земных кошек. Разве что ростом были чуть выше обычного человека, ходили на задних ногах и не гнушались одеждой.
Первый рожденный полукровка стал настоящим шоком. Его фотографии до сих пор можно было увидеть в любом учебнике по истории. Крошечный котенок на руках у каноанни-матери. Еще не знающий, что стал надеждой на выживание целой расы.
С каждым новым поколением каноанни все сильнее сливались с людьми, все больше менялись и, в конце концов, стали такими, какими были сейчас. Все такие же выносливые, сильные, высокие и гибкие, но черты их лица стали почти человеческими, только разрез глаз остался тем же, да зрачок сужался или расширялся в зависимости от освещения и испытываемых эмоций. А вот цвет радужки мог варьироваться от карего человеческого до совершенно фантастического янтарного кошачьего. Ушки были прежними, разве что теперь они утопали в волосах, пришедших на смену кошачьей шерстке. Острые зубки, длинные пушистые хвосты, выпускаемые когти и абсолютно кошачьи повадки. У некоторых, в чьей крови гены предков были особенно сильны, все тело или только позвоночник покрывал мягкий легкий пушок, но похвастаться этим могли немногие.
Разумеется, такое слияние двух рас не могло понравиться всем. И с той, и с другой стороны раздавались лозунги о чистоте крови и призывы «очистить» расу, даже попыткой революции, которая закончилась очень быстро и жестко. Обошлось без больших жертв, но причиной этого стало, скорее, нежелание обычного населения идти на поводу у пропаганды и рушить только-только отстроенный мир, в котором учитывались все особенности жизни рас, включая транспорт, медицину и образование. Нет, раздельных школ не было, но классы формировались по принципу разделения. Упор в обучении каноанни в начальных классах делался на физическое развитие, понимание инстинктов, обучение владению собственным телом, и только потом — базовым наукам, тогда как человеческие дети начинали со стандартной программы.
И все бы ничего, но проблемой Джеймса стало нежелание мальчишек разделяться. Хоровое категоричное «нет», перешедшее в дружной рев, загнали его в настоящий ступор. Объяснения о том, что они все равно будут учиться в одной и той же школе, ничуть не помогали. Как и угрозы, просьбы и увещевания. Джеймс знал своих детей, знал, что вопрос надо решать мирно и полюбовно, иначе проблемы получит не только он, но и школа. Проникнувшись ситуацией, директор после недолгого совещания с учителями вынес свое решение. И уже спустя месяц его «великолепная семерка» ставила на уши всю школу, превратив ее в мини-филиал веселого сумасшедшего дома. Возможно, если бы их разрушительная деятельность не ограничивалась только переменами, директор попытался бы выставить их вон, но на уроках мелкие вели себя вполне примерно, и Джеймс гордился их успехами. И пусть Артуру и Июму было тяжеловато на спортивных занятиях каноанни, а котятам было скучновато на уроках, никто не жаловался. И домашнее задание, будь то отжимание или освоение таблицы умножения, делалось с одинаковым усердием и высунутыми от сосредоточенности языками. Джеймс улыбался, глядя на склоненные головы и с ужасом ждал наступления подросткового возраста.
…Который наступил как-то совсем незаметно. Просто однажды вечером Джеймс вернулся из магазина, зашел в дом и застыл на пороге в большую гостиную, встреченный взглядом семи пар глаз. Его малыши… больше не были малышами. Они уже не помещались все семеро на один диван, чтобы посмотреть один комикс. Они перестали драться. Они… почти выросли. И Джеймс вдруг почувствовал, как слабеют ноги. Потому что это были все те же его малыши, смотрящие на него с предвкушением чего-нибудь вкусненького. И в то же время уже совсем другие, и в их глазах он видел легкую тревогу и беспокойство за него, Джеймса, который вдруг привалился к дверному откосу и принялся лихорадочно подсчитывать. Шестнадцать. Его сыновьям исполнилось шестнадцать.
Пережитый шок заставил Джеймса встряхнуться. И начать подыскивать новый дом, побольше. Потому что семеро малышей в одной комнате — это удобно для него и нескучно для них, но семеро подростков, у каждого из которых свои увлечения и интересы — это уже катастрофа.
Забавно, но дом нашли мальчишки сами, как только Джеймс донес до них новости о переезде. Нужно сказать, что жилье они нашли довольно нестандартное, но идеально подходящее. В форме башни, два этажа, две лестницы, огромная кухня, такая же огромная столовая. А гостиную устроили на втором этаже, который полностью был отдан под спальни, имеющие выход в общий холл, из которого и сделали гостиную. Таким образом они все равно были вместе, хоть у каждого и была своя комната. Джеймс только рукой махнул, отдавая мальчишкам право самим устроить свои комнаты так, как хочется и вмешивался только, если проекты становились совсем уж безумными или стоили денег, которых было не так много, несмотря на ощутимую государственную помощь. Но даже так им удалось создать идеальный дом, и Джеймс по-настоящему отдыхал душой, возвращаясь с работы, на которую вернулся, как только мальчишки пошли в школу. Отдыхал, возился с домашними делами. Интересовался делами, давал советы и изучал. Их, таких знакомых и в то же время новых, пытаясь поймать, понять, предсказать возможные проблемы.
Яранг был лидером. По крайней мере, именно он, ярко-рыжий зеленоглазый уже давно не котенок, решал мелкие проблемы, защищал остальных и был их «голосом». Красивый, самый высокий, он повзрослел быстрее всех и взял на себя часть его, Джеймса, обязанностей, перераспределив их между собой и остальными. Это он составил график уборки и следил за его исполнением неукоснительно. И это он, ничуть не смущаясь, мог оттаскать за ухо или хвост проштрафившегося брата. Серьезный, основательный, с вечно смеющимися глазами Яранг. Джеймс только улыбался, глядя на него. Улыбался, потому что знал: истинным лидером «великолепной семерки» был вовсе не Яранг. Хотя бы потому, что за его спиной всегда стоял «серый кардинал» Июм.
Июм, мягкий, всегда тихий, обладатель дымчато-серых глаз, так похожих на глаза его матери, бывшей жены Джеймса. Он был как туман. Такой же неуловимый, такой же затмевающий собой весь мир, если ему это было нужно. Когда-то, еще в далеком детстве, он был самым слабым из всех, и Яранг, как истинный сын своего настоящего отца, взял на себя защиту самого младшего, и с тех пор мало что изменилось. Разве что Июм собственное умение манипулировать старшим братом довел до совершенства. Впрочем, Яранг все отлично понимал, в этом Джеймс был уверен. Как и в том, что между этими двумя отношения гораздо более сложные, чем кажется со стороны. Слишком много личного, почти интимного было между ними. И слишком часто Джеймс замечал долгие внимательные взгляды, брошенные вслед. Какое-то время Джеймс даже переживал по этому поводу, хотел даже пообщаться с обоими на эту тему, а потом успокоился, положившись на судьбу. В конце концов, между ними нет кровного родства, а отношениями между мужчинами никого было не удивить, давно прошли те времена. К тому же и Яранг, и Июм могли перерасти свое увлечение друг другом. Гораздо больше его беспокоила другая парочка, отношения в которой начались спонтанно и неожиданно даже для них самих. Даймонд и Артур.
То ли Нейт предчувствовал, каким станет его сын и дал ему такое имя, то ли сам Даймонд решил, что нужно соответствовать, но среди остальных он действительно выделялся. Очень красивый, тонкий, самый гибкий из всех, он уже в детстве знал, как преподнести себя и заставить окружающих восхищаться собой. В его гардеробе было немного вещей, но каждая из них была особенной. Он создавал себя, свой образ, собирая его из мелочей. И страшно завидовал Тыгриску, который обладал самым роскошным хвостом. Впрочем, Дайм, как звали его дома, умел подчеркивать свои достоинства и скрывать недостатки. Обычный хвост? Не проблема, если надеть плотно облегающие джинсы темно-синего цвета, рыжеватая шерстка мечущейся конечности будет привлекать внимание к стройным ногам и узким бедрам. Когти слишком длинные и не втягиваются до конца? Отлично, можно сделать металлическое напыление, и они будут сиять, как лезвия. Волосы длинные, но не густые? Можно сделать модную стрижку с дерзкой челкой. Если бы вкупе к его внешности, умению ею пользоваться не шли мягкость и способность забывать о себе, когда кому-то нужна помощь, а также неожиданная ответственность за семью и братьев, Джеймс бы считал, что не справился с его воспитанием, но Дайм и в своем стремлении стать еще красивее, и в желании помочь был одинаково искренен.
Артур был полной его противоположностью и по характеру, и по внешности. Никогда не обращающий особого внимания на собственный вид, следящий только за тем, чтобы его одежда была чистой и глаженой, уродившийся крепким, всегда устойчиво стоящим на ногах любителем всяческой техники длинноволосым крепышом -он только посмеивался и шутил над тонким изящным Даймом, чем доводил того до слез в детстве и до ответных ехидных насмешек в юности. «Дикарь» и «девчонка» разной степени интенсивности и накала можно было услышать в любое время. Их ссоры и стычки были самыми жесткими, дулись они друг на друга дольше всех, да и в мирные времена их редко можно было застать за одним занятием: слишком разные были у них интересы. Артур мог сутками пропадать в гараже, собирая свой собственный мотоцикл, а Даймонд теми же самыми сутками мог читать что-нибудь из философии или смотреть криминальный сериал.