Вопли Джорджа разносились по всему замку. Гай предпочитал в такие минуты не спорить с чокнутым кузеном, а молча выполнить его приказ. К счастью, слуги не успели расседлать Темпеста, и Гай одним прыжком взлетел в седло, подгоняемый ревом Джорджа.
С неба упали первые капли, но Гай любил дождь и вторящий ему стук копыт по наезженной дороге. Плащ и одежда почти сразу отсырели, но к холоду ему было не привыкать. Гай попытался вспомнить, где они останавливались, на какой именно поляне в этом проклятом всеми богами Шервуде Джордж Ноттингемский умудрился оставить свой нож. Угрюмо хмыкнув, Гай покачал головой. Кузен с детства был больным на голову, даже ребенком ему доставляло удовольствие терзать и мучить, будь то животные или люди. И Гаю, жившему в замке из милости, доставалось, пожалуй, чаще, чем другим. Сколько он себя помнил, синяки и царапины на теле и лице не проходили. Впрочем, его матери, невестке проклятого Джорджа-старшего, приходилось куда хуже. Бедняжка и двух лет не протянула, умерла родами, произведя на свет ублюдка от свекра. Гай не плакал, когда ему сообщили о смерти матери. Он испытал лишь облегчение: больше ему не придется слышать ее рыдания и видеть покрасневшие глаза. В ее страданиях Гай винил себя. Не будь его, она бы спокойно приняла постриг.
Мокрая ветка, низко склонившаяся под тяжестью капель, хлестнула по лицу, Гай вздрогнул и поежился. Кожа покрылась мурашками, но физический холод ничего не значил по сравнению с холодом душевным. Внезапно навалилась смертельная усталость. Он часто спрашивал себя, есть ли другая жизнь? Жизнь, в которой не бывает постоянных издевок и воплей, затрещин и побудок среди ночи, потому что кузену приспичило поиграть в шахматы или отточить на нем свое красноречие? Редкими радостями были выезды в дальние деревни, в Йорк или в аббатство, в основном с поручениями от Джорджа.
Лес становился все гуще, дорога давно превратилась в узкую петляющую тропу. Кутаясь в плащ, Гай всматривался в зябкую мглу, расчерченную сполохами молний. Вдруг ветер донес отчаянный призыв о помощи. Гай мгновенно подобрался, пришпорил коня и вскоре вылетел на поляну, посреди которой раскинул ветви могучий дуб. Он сразу узнал это место: именно здесь они сделали привал, и здесь Джордж выронил свой нож.
Однако сейчас поляна вовсе не была мирной. К дереву прижался спиной парень лет шестнадцати или чуть старше. В правой руке он сжимал злополучный нож шерифа, а в левой — длинную тяжелую дубинку с окованным навершием. А перед ним, утробно рыча, скалились четыре волка. Один, самый матерый, носил на себе отметины встречи с охотниками и псами — левый бок покрывала сетка старых шрамов от копья, клыков и ожогов. Обычные волки не стали бы нападать на человека, когда в лесу вдоволь дичи. Но зверь, которому посчастливилось уйти от облавы, будет ненавидеть людей и выслеживать не ради пищи, а чтобы убить. Остальные же волки следовали за вожаком, им было неважно, кто станет добычей — заяц, косуля или человек. Но парень явно не собирался сдаваться без боя.
Волки снова зарычали. Темпест заржал, взвился на дыбы, потом забил задом, не помня себя от ужаса. Гай не удержался в седле и рухнул в траву, а Темпест с диким ржанием исчез в зарослях орешника и бересклета. Оглушенный падением, Гай не сразу нашел в себе силы подняться. Помотав головой, он выпрямился, и тут два волка, заметив новую жертву, развернулись и кинулись на него. Гай сорвал плащ, швырнул его, словно сеть. Тяжелая мокрая ткань накрыла обоих зверей.
Парень тем временем огрел сунувшегося к нему вожака дубинкой по хребту и резко выбросил вперед руку с ножом. Зверь с рычанием отскочил и припал к земле, снова готовясь прыгнуть. Гай выхватил меч, бросился было на помощь, но тут лес наполнился многоголосым воем, а между стволов замелькали серые тени.
— На дерево! — рявкнул он парню, пинком отшвырнул одного волка и ударил вожака мечом плашмя, на краткое время отогнав его.
Парень бросил нож, дубинку и попытался вскарабкаться наверх, но руки скользили по мокрой коре. Гай подхватил его за бедра и поднял, чтобы можно было дотянуться до нижней ветки. Парень вцепился в нее и на этот раз белкой взлетел наверх. Гай вонзил меч между корней и протянул руку, не слишком-то уверенный, что тощий сопляк сумеет удержать его. К его удивлению, запястье крепко сжали сильные пальцы. Парень помог ему забраться на сук, и вовремя — на поляну выскочило еще десятка полтора волков.
Парень, а за ним Гай переползли выше, в тесную развилку. Было неудобно, они то и дело соскальзывали и вынуждены были в конце концов устроиться в обнимку, тесно прижавшись друг другу.
— Как твое имя? — спросил Гай спустя какое-то время, глядя на беснующуюся внизу стаю.
— Уилл, — буркнул парень. — Уилл Скарлет.
Неожиданно для себя Гай потрепал его по плечу.
— Не бойся, Уилл Скарлет, им до нас не добраться. Чей ты серв? — продолжил он расспросы. Дождь барабанил по лиственной крыше над ними, по стволу стекали тонкие струйки воды.
— Я не серв, — безразлично отозвался Уилл, — я сын лорда Локсли.
— Бастард?
Уилл тревожно дернулся, и Гай понял, что это ответ на его вопрос. Почему-то мысль о том, что парень — не жалкий раб, была приятна.
— Где ты живешь?
— Зачем тебе? — огрызнулся Уилл, впрочем, не пытаясь вырваться из кольца сильных рук. Хотя вряд ли потому, что ему вдруг понравилось сидеть в объятиях мужчины, да еще и норманна — просто выхода не было. Гай усмехнулся.
— Мы наверняка проторчим тут до утра, а разговор не даст нам уснуть. Иначе мы или свалимся и нас разорвут, или замерзнем и схватим лихоманку.
— Я тебя знаю, — хмуро откликнулся Уилл и мотнул головой. Мокрые светлые волосы хлестнули Гая по щеке. — Ты Гай из Гисборна, родич шерифа. Что ты здесь делаешь?
Гай хмыкнул. Не говорить же щенку, что кузен, раздери его дьявол на тысячу частей, отправил его в лес.
— Нож потерял. Тот самый, который ты нашел, — соврал он. — Мы охотились днем, а вечером я его хватился.
— Из-за простого ножа? — недоверчиво произнес Уилл. Гай пожал плечами.
— Он мне дорог как память. А тебя сюда как занесло?
Уилл молчал. Гай поежился, вода капала с листьев прямо за шиворот. Внизу подвывали, рычали и царапали кору настырные волки.
От холода глаза начали слипаться. Дремота одолевала все сильнее. Гай оперся рукой о мокрый ствол, привстал, чтобы расправить затекшие ноги. Уилл вскинулся и вцепился в его пояс. Сев обратно, Гай ободряюще сжал его плечо.
— Не трясись ты так, а то дуб рухнет, — мрачно пошутил он. — Задремал, небось?
Уилл нехотя кивнул и слегка разжал пальцы. Гай тоскливо улыбнулся, радуясь, что в темноте не видно его лица. Он снова обнял Уилла, согреваясь теплом его тела и отдавая собственное тепло. Скоро тот обмяк и засопел. Гай вдруг понял, что давно не чувствовал себя таким живым, как сейчас, сидя в развилке дерева, под проливным дождем, в окружении волчьей стаи. Доверчивость, с которой Уилл прижимался к нему во сне, грела душу. Гай не помнил, чтобы кто-то кроме матери обнимал его, и сам себе не признавался, как сильно ему порой не хватало простых человеческих прикосновений.
— Мама… мама, не умирай, — внезапно простонал Уилл. Гай вздрогнул и невольно вспомнил собственное одиночество и ощущение невосполнимой утраты, когда гроб с телом его матери увозили на погост.
Гай крепче прижал к себе Уилла. Сквозь драную рубаху он чувствовал выпирающие ребра и грубые рубцы, покрывавшие спину. Лорд Локсли явно не слишком баловал незаконного сына, раз тот был таким тощим да еще и плетью получал.
— Жалко, что не ты мой отец, — в полусне пробормотал Уилл. — Жалко, что не ты мой брат.
Гай потрясенно замер, в груди разлилось тепло. Со дня смерти матери никто не сказал ему доброго слова, никто не приласкал и не обогрел его. Даже дворовые девки, отдавшись ему в темном углу, стремились поскорее сбежать. Гай привык к этому. И вдруг чужой пащенок, которого он видит впервые в жизни, говорит ему такое. И за эти слова он был готов схватиться хоть с волками, хоть с дюжиной разбойников. Воистину неисповедимы пути Господни.
Уилл снова заснул, уткнувшись лицом ему в плечо. Гай потерял счет времени. Несколько раз Уилл просыпался и теснее прижимался к нему, но молчал, не отвечая даже на простые вопросы. Уже светало, когда волки ушли, повинуясь вожаку. Немного переждав, Гай встряхнул Уилла.
— Просыпайся.
Уилл дернулся и открыл мутные глаза. Гай несколько мгновений смотрел на его бледное лицо и посиневшие губы. Затем осторожно помог ему спуститься вниз. Уилл мешком рухнул в траву. Гай последовал за ним и тоже приземлился на задницу.
— Холодно, — прохрипел Уилл, стуча зубами. Гай медленно выпрямился, держась за мокрый ствол. В ногах будто кололи тысячи раскаленных игл, голова была тяжелая. Он выдернул меч, вложил в ножны, затем наклонился и подобрал злосчастный нож, лежавший у самых корней. Сунув нож за пояс, Гай посмотрел на Уилла, который упорно пытался подняться, уставившись перед собой невидящим взглядом, и отвернулся. Ночь ушла, и хотя чувства, испытанные им, никуда не делись, теперь их пути с Уиллом расходились.
Уилл, наконец, поднялся, не оглядываясь, сделал несколько шагов, а затем медленно осел на землю, издав звук, похожий на скулеж издыхающего щенка. Гая, привычного ко всему, прошиб холодный пот. Не раздумывая, он поднял Уилла на руки и двинулся через кусты, по едва заметной кабаньей тропе. Неподалеку была старая хижина дровосека — жалкая плетенка с полусгнившими стенами, покрытая торфом и камышом, но все же укрытие, где временами ночевали охотники. И там, насколько помнил Гай, имелся очаг и запас дров.
Дрова отсырели и никак не желали загораться. Гай, недолго думая, оторвал полосу от исподней рубахи. Ткань была практически сухая, затлела сразу, и понемногу занялась растопка.
Уилл лежал на подстилке из сухотравья и трясся, как заячий хвост. Гай придвинул его вместе с подстилкой к очагу, от которого расходились волны живительного тепла. Хлипкая хижина была, конечно, не лучшим убежищем, но выбирать им было не из чего.
Гай с трудом развязал кожаные шнурки и стащил тяжелую от влаги бригандину. Затем снял рубаху и, собрав ткань в комок, принялся растирать закоченевшего Уилла. Тот был в оцепенении, губы казались уже не синими, а лиловыми, как у покойника. Но постепенно усилия Гая принесли свои плоды. Кожа Уилла чуть порозовела. Гай продолжал растирать его, переворачивая с боку на бок. Эти монотонные действия успокаивали, позволяли собраться с мыслями. Гай удивлялся непривычному чувству, которое теснилось в груди. Тем странным желаниям, что пришли в ночи и остались наутро. В конце концов, кто ему этот саксонский ублюдок? Никто. Но что-то не позволяло уйти и оставить его.
Гай снова перевернул Уилла так, что теперь тот лежал щекой на его плече, и начал растирать ему спину и поясницу. Его дыхание было горячим, от волос пахло травами, и Гаю нравилось вдыхать этот аромат. Он не сразу понял, что по спине скользнули шершавые ладони. Уилл не то во сне, не то в бреду обнимал и терся об него. Гая бросило в жар, он хотел отстраниться, но Уилл обхватил его за плечи. Прежде чем сообразил, что делает, Гай наклонился и поцеловал его в губы, чуть прихватив нижнюю. Уилл нахмурился, а затем ткнулся приоткрытым ртом в его рот, тронул языком.
— Ты что творишь? — пробормотал Гай, не имея сил противиться искушению. Уилл, похоже, не слышал его. Он цеплялся за Гая, шарил губами по его шее, обжигал дыханием кожу, возможно, вообще не понимая, что с ним мужчина, а не девица. Чтобы устоять перед этим искушением, нужно было быть святым. Гай святым не был. Он положил Уилла обратно на подстилку и лег сверху, накрыв своим телом. Уилл смотрел на него пьяным взглядом, от которого у Гая мутилось в голове, и гладил его бока, мягко, ласково. Гай двинул бедрами, вжимаясь вставшим членом в его бедро. Прикосновение жесткой грубой ткани причиняло боль, но еще сильнее было наслаждение. Гай застонал, и Уилл застонал в ответ, приподнимаясь навстречу. От этого движения, бесстыдного и голодного, Гай кончил так бурно, как никогда в жизни. В глазах потемнело от острого, болезненного удовольствия. Какое-то время он лежал неподвижно, а когда повернул голову, Уилл уже спал.
От бригандины, подвешенной на распорках над очагом, валил густой тяжелый пар. Гай сидел, обняв колени руками, и смотрел, как длинные языки пламени лижут дрова. Уилл все еще спал, ровно дыша. Ничего так и не придумав, Гай укрыл его своей камизой, морщась, натянул влажный доспех прямо на голое тело. Пора было идти. Ему не хотелось думать о том, что сделает с ним Джордж по возвращении. Закрывая дверь, он услышал, как Уилл тревожно заворочался во сне.
В замок Гай вернулся к полудню. Молча воткнул нож в стол перед ошеломленным кузеном и так же молча ушел в свою спальню. Говорить не хотелось. Он не стал звать слуг, сам разжег огонь в камине, стащил проклятую бригандину и бросил ее на стояк в углу. Затем подошел к стрельчатому окну. Вдали темнел Шервудский лес.
========== Часть 2. ==========
Джордж терпеть не мог, когда Гай покидал Ноттингем без разрешения, но ему было плевать. Он сам удивлялся своему безразличию. Страх, довлевший над ним долгие годы, улетучился той ночью, которую он провел на дереве с бастардом графа Локсли. Гай усмехнулся, вспомнив, каким борцом со злом выставлял себя старый рыцарь. Вспомнились рубцы под пальцами и сиплый голос в темноте: “Жалко, что не ты мой отец… Жалко, что не ты мой брат…” Доверчиво прижавшееся к нему тело. Слова кузена, случайно подслушанные ночью, заговор против короля, против Локсли. “Если он захочет присоединиться к нам, тем лучше. Если же нет, то у него обширные владения, которым нужен хозяин помоложе и поумнее”.
Гай не знал, что гнало его сейчас в Шервуд: память о той ночи и утре, которые стали нежданным подарком судьбы, или желание предупредить Уилла об опасности, грозящей его отцу. Пусть даже тот не заслуживал помощи. Или, может, ему просто хотелось под любым предлогом снова увидеться с Уиллом?
Дорога к Шервуду показалась Гаю невероятно долгой. Он не представлял, что скажет Уиллу, как объяснит свой приезд. Не знал даже, увидит ли его. Решив разобраться со всем на месте, Гай пришпорил коня и направил его вперед, к поляне, где они впервые встретились, и дальше. Хижина покосилась еще больше, стены просели, камышовая крыша свисала почти до земли.
Спешившись, Гай наклонился и заглянул внутрь. Было пусто, и от этой пустоты ему захотелось выть в голос. На что он надеялся, приехав сюда? Что Уилл будет ждать его? Глупо и по-детски наивно. Черти бы подрали эту проклятую ночь!
Гай опустился на белый валун, наполовину вросший в землю, и закрыл глаза. На душе было так тоскливо, что хоть в петлю лезь. И где искать Уилла? Не может же он заявиться к Локсли и потребовать встречи с его бастардом.
Рядом хрустнула ветка, и Гай открыл глаза, решив, что это Темпест. Но перед ним стоял Уилл. Взъерошенный, все в той же драной рубахе, он скрестил руки на груди и хмуро смотрел на Гая. Ни дать ни взять волчонок. Вон, даже глаза зеленые. На поясе у него висел широкий кинжал в потертых ножнах.
— Зачем пришел?
Гай сглотнул. Простой вопрос, ответить на который было неимоверно тяжело. Вместо слов он поднялся и сгреб Уилла в охапку. Тот напрягся, но потом неловко положил руки Гаю на пояс.
— И как нам теперь быть? — нарушил молчание Гай, с наслаждением вдыхая горький запах его волос и пота. Уилл молчал. Наконец он поднял голову и заглянул в глаза Гаю.
— Почему ты ушел?
Гай с силой стиснул его в объятиях.
— Ушел и ушел, — проворчал он. — Но теперь-то я здесь. И ты тоже… здесь.
Уилл хмыкнул и вдруг улыбнулся, а потом обхватил ладонями лицо Гая и поцеловал. Поцелуй был голодный, грубый, с привкусом крови — Уилл прикусил ему губу. Наконец он отстранился, отступил на шаг.
— А где мне еще быть, — Уилл пожал плечами. — Для отца меня все равно что нет. Вся его любовь — для моего старшего законного братца. И матери нет больше. Дом забрала ее родня. Я ушел в чем был. Им я тоже не нужен, там своих семеро по лавкам.