Оттенки алой ночи

========== Глава 1: По ту сторону запертой двери ==========

1654 год

Ту ночь он не забудет никогда, хоть и помнит ее урывками.

В память навсегда врезался момент собственной смерти.

Он с детства слышал страшные сказки про нечисть: демонов и духов, — которые получали небывалую силу в день Самайна. Так же, как и все остальные, всегда оставался в доме в эту ночь и не выходил до рассвета, веря ужасным историям о тех, кто осмеливался бродить у окраины леса с наступлением темноты. Но годы шли, и детский страх проходил, оставляя после себя лишь страшилки для подрастающих ребят и обычную тихую жизнь, в которой Майкл ни разу не встретил духа или призрака.

Оно появилось в деревне с закатом солнца.

Майкл смутно помнил, как началась паника, как бежали люди и вооружались немногочисленные мужчины.

Та ночь была облачной и темной. Все факелы погасли, и казалось, что сам мрак сгущался, уничтожая весь свет вокруг.

Но Майкл помнил, как он вместе с остальными мужчинами бежал туда, откуда с ужасом и криками разбегались люди, спеша укрыться в своих домах.

И, стоило им добраться, как одно из свинцовых, тяжелых облаков сдвинулось с места, обнажая серебристую луну, дарующую миру холодный свет, который коснулся тела демона, восставшего на их земле.

Оно было у сараев.

Огромный серый силуэт, почти в два раза больше любого из мужчин. От него веяло холодом. Стоило его только увидеть, как по телу пробегался холодок, а ноги начинало покалывать.

Страх. Примитивный, первобытный. То, что еще не смогло понять сознание, уже поняло тело на самом его инстинктивном уровне.

Это хищник.

Не волк и не медведь. Не что-либо из живущих тварей, которых можно было убить или отпугнуть. Все нутро кричало, что от этого создания, склонившегося над чем-то, лежащим на дороге, нужно бежать. Так быстро, как только можно. Так далеко, как только возможно…

Послышался влажный звук, а за ним последовало рычание.

Майкл помнил его и знал, что мужчины рядом с ним что-то кричали, но не помнил ни их голосов, ни их слов. Он даже не помнил их лиц, как и лиц тех, кто был ему дорог. Ни единого человека из родной деревни или своего прошлого.

Но помнил серую тварь с окровавленным, грубым, пепельного цвета человеческим лицом. Длинные спутанные темные пряди касались плеч чего-то, отдаленно похожего на мужчину в изорванном камзоле.

А затем лишь блеклой тенью в воспоминаниях можно было уловить облик мертвой обескровленной женщины с разорванным горлом у ног этого монстра.

Майкл не помнил боли, но понимал, что она должна была быть невыносимой, когда все его тело рвали острыми когтями и клыками.

Тяжелый меч легко пронизывал тело дьявольской твари, но она словно не ощущала этого и продолжала вгрызаться в умирающее тело. Черная кровь густыми каплями вытекала из смертельных ран проклятой твари, касалась тела Майкла, попадала в рваные раны и жгла изнутри, заполняя все вокруг так же, как темнота, окутывающая умирающее сознание.

1897 год

Холодный свет серебристой луны скользил по чернильно-черному небу. Темные облака медленно ползли, закрывая своими огромными телами блеклые звезды, лишая замершую землю надежды почувствовать хоть немного ночного света.

Людей на извилистых узких улочках уже практически не осталось, закрывались последние бакалейные лавки. Один за другим гасли огни в витринах, и оставались только высокие кованые уличные фонари, тускло освещающие каменистую кладку неровных дорог.

Последние дни Майкл часто ходил именно этим путем, хотя сам жил в куда более богатом квартале города, предпочитая держаться подальше от людей и их повседневной суеты. До тех пор, пока они не станут ему жизненно необходимы, или ставшее привычным одиночество не сожмет остатки души так крепко, что норовит перерасти в безумие, а разговоры с самим собой не начнут казаться нормальными.

Эта ночь была как раз такой, когда на эту проклятую луну хотелось выть не хуже одинокого волка в надежде, что среди каменных стен он услышит ответный зов.

Всего пара поворотов, сократить дорогу через извилистую дорожку между высоких домов, и вот уже запах свежей выпечки не просто отдаленно чувствуется, а заполняет собой все вокруг, пропитывая кожу и одежду.

Пекарню только-только начали закрывать: она всегда работала допоздна. И если бы Майкл мог ощутить вкус сдобы и сладость нежного крема, то обязательно бы зашел, но его путь лежал дальше по переулку, по крутому склону, ведущему к мощеной дороге и сворачивающий в соседний квартал.

Мимо проехал одинокий дилижанс, и стук копыт вороного взмыленного коня эхом разнесся по ночной улочке. Извозчик притормозил возле одинокого прохожего и предложил подвезти, но Майкл тихо отказался, не желая проводить даже часть этой ночи в деревянной коробке на колесах, пусть там и были самые удобные кресла во всем восточном Лондоне.

Нужный дом не выделялся среди прочих невысоких однотипных темных зданий, разве что вход в него был установлен в узкой подворотне. У дверей с неприметной выцветшей табличкой, на которой еще можно было различить контуры искусно нарисованной девушки в красном платье, стояли два огромных охранника, а в темном углу тихо скребла метлой молодая уборщица. Майкл коротко бросил взгляд на ее скрытое капюшоном лицо и, несмотря на все старания девушки, смог различить глубокие яркие шрамы, покрывающие его. Он ничего не сказал и прошел мимо, привычно поднявшись по крыльцу с высокими ступеньками, и едва заметно поморщился от резкого запаха женских духов, который он мог почувствовать еще с улицы, — определенный минус подобных заведений.

***

Из соседней комнаты слышался женский смех и тихие голоса, в воздухе приятным маревом ощущался запах духов, вокруг чувствовалась чуть напряженная рабочая обстановка.

Как только города касалось покрывало ночи, начиналось рабочее время в этом богатом двухэтажном доме.

Публичном доме.

Джеймс тихо вздохнул и, потерев переносицу, откинулся на спинку своего мягкого кресла с золотистой бархатной обивкой и бросил скучающий взгляд на проделанную им работу. Все бумаги в идеальном порядке, все цифры сведены, подготовлена плата для полиции в этом квартале. Казалось бы, он, в отличие от остальных работников этого места, мог бы отправиться спать, тем более, что Мэри-Энн всегда выходила из себя, если Джеймс попадался на глаза клиентам.

Свет от масляной лампы дрожащими отблесками танцевал на рабочем столе, а юноша все вслушивался в женский смех.

Как много мужчин были бы счастливы оказаться на его месте. Как много мечтали стать любовником знаменитой хозяйки этого дома. Красивая, пусть и не молодая, влиятельная женщина со связями…

Джеймс чихнул, прикрыв лицо ладонью, фыркнул, словно домашний кот, и поднялся с места, не желая больше видеть собственный кабинет. Но он не спешил уходить, медленно подошел к окну и задумчиво проследил взглядом за последними лучами заходящего солнца, которые уже кроваво-алой полосой горели на линии горизонта, пропитывая собой тяжелые низкие облака.

Сколько он уже не то живет, не то скрывается за стенами этого дома? Два? Нет, уже почти три года. Он заставил себя привыкнуть к Мэри-Энн, подружился с девушками, привык к стонам сквозь стены и правилам этого места. Привык сидеть тихо и не высовываться, отгоняя от себя мысли о том, чтобы просто собрать вещи и свалить отсюда как можно дальше, забыв эту жизнь, как страшный причудливый сон.

Юноша привычным жестом повертел кольцо на безымянном пальце левой руки. Это его немного успокаивало, напоминало о том дне, когда все началось. О прочных железных решетках и о приговоре, который так и не был приведен в исполнение благодаря ей.

Вот только теперь Джеймс не был уверен, что было бы для него лучше — заточение в тюрьме или в этой богатой, пропитанной духами клетке, наполненной прекрасными обнаженными созданиями, которые боялись подойти к нему слишком близко. Он доверился Мэри-Энн, ведь тогда она казалась спасением… А теперь…

— Джейми, — тихий девичий голосок отвлек юного шотландца от тяжелых мыслей.

— Анабель, — улыбнулся он и обернулся к рыжей путане в бордовом откровенном платье, так перетянутой корсетом, что, казалось, бедной девушке нечем было дышать, а ее белые груди вот-вот готовы были выпасть из тугого глубокого выреза.

— Ты все еще сидишь над этими бумажками? — с сочувствием произнесла девушка и поставила на стол чашку чая с молоком.

— Спасибо, — поблагодарил Джеймс за напиток, но не спешил насладиться его вкусом. — Я… нет, я уже закончил.

— Тогда почему ты еще здесь? — Анабель привалилась к письменному столу, с улыбкой стрельнув глазами в Джеймса и пройдясь взглядом по его стройной фигуре.

— Скорее нужно спросить, почему здесь ты? — постарался сменить тему МакЭвой и улыбнулся девушке, даже не пытаясь оценить всей красоты ее прекрасного, выставленного напоказ тела.

— Я жду графа Стефана, и, прежде чем этот толстый хряк на меня взберется, хотела хоть мельком посмотреть на приличного красивого мужчину, — слишком уж спокойно ответила девушка и очаровательно улыбнулась, а Джеймс только тихо рассмеялся, пытаясь не выдать своего сочувствия.

— Бель, ты чудо, но лучше не делай так… — последнее Джеймс произнес уже совсем негромко, потому что девушка тихо, но решительно подошла к нему почти вплотную, с затаенной надеждой посмотрела в яркие голубые глаза юноши, который поспешил убрать руки за спину, и нервно улыбнулся.

— Поцелуешь меня… — прошептала Анабель своими пухлыми алыми губами, но Джеймс лишь тихо выдохнул. — На удачу, — зачем-то добавила она и снова кокетливо улыбнулась.

— Ты же знаешь, что может сделать Энни, если узнает, что ты хочешь, чтобы я стал твоим личным талисманом, — уже серьезно напомнил девушке Джеймс и постарался отступить, но уперся в подоконник. Анабель прикусила губу, и юноша заметил, как ее глаза едва заметно заблестели от сдерживаемых слез, но девушка справилась с собой и вновь улыбнулась.

— А если не узнает?

— Сюзи тоже надеялась на это, — с болью произнес Джеймс, вспоминая несчастную девушку, которая до сих пор работала в этом борделе, но вряд ли кто-то из мужчин захотел бы теперь даже прикоснуться к ней, лишь взглянув на ее изрезанное лицо.

— Ты самый добрый и честный из всех, кого я знаю, — словно оправдываясь, произнесла Анабель, все еще не решаясь отступить, и юноша только кивнул девушке, не зная, что ответить ей на эти слова, а она едва заметно покраснела и торопливо вышла из кабинета.

Джеймс еще какое-то время смотрел на закрытую дверь, а затем обреченно выдохнул, провел рукой по волосам, поправляя слегка вьющиеся пряди, и залпом выпил остывший чай.

Девушки-девушки-девушки.

Он был бы рад, если бы работницы этого «дома» воспринимали его как друга или как брата. Тогда было бы гораздо проще, но, стоило ему здесь поселиться, как каждые несколько месяцев обязательно находилась какая-нибудь пропащая малышка.

Зачем? Куда? Что я, черт возьми, буду с тобой делать?

Джеймс хотел бы сказать это напрямую, но пока ему удавалось мягко выкручиваться из дрожащих женских рук.

Он вновь подошел к окну и заметил высокую тень недалеко в проулке. И стоило только фигуре попасть в размытый слабый свет уличного фонаря, как все мысли покинули сознание Джеймса, их беспощадно заглушило биение собственного сердца. Он узнал его еще издали. Невозможно было не заметить этот высокий стройный силуэт, пусть даже свет был слишком тусклым, чтобы рассмотреть лицо. И этот бесшумный грациозный шаг, от которого казалось, что мужчина не идет, а плавно перетекает в пространстве, гибко и элегантно, и в каждом его движении чувствовалась какая-то хищная опасность.

Юноша поспешно задернул занавеску и потушил свет в кабинете, после чего торопливо вышел в широкий полутемный коридор, который вел к гостевой прихожей, где Мэри-Энн обычно лично встречала самых высокопоставленных и влиятельных клиентов. От посторонних взглядов жилое помещение работников борделя отделял тяжелый занавес, эту причуду декора Джеймс никогда не понимал, но не настаивал на полноценной двери, да и за тяжелым бархатом было легче спрятаться и наблюдать за посетителем, который хищно улыбался, пока беседовал с хозяйкой публичного дома.

Его не было уже почти две недели. Две бесконечно долгие недели, за которые Джеймс уже начал бояться до дрожи в руках, что он больше не придет, и все, что останется: вспоминать его прекрасное лицо, острые скулы и пронзительно серые глаза.

Но вот он был здесь, и дышать становилось легче.

Этот мужчина стал чем-то совершенно невозможным для Джеймса, запертого в этой богатой порочной клетке. Пусть лишь своим образом, пусть только голосом и этой улыбкой, но он спасал его.

Впервые этого клиента Джеймс увидел три месяца назад, хотя девушки шептались о нем куда дольше. Но какое дело до этого было юноше, которому давно наскучила глупая болтовня девиц, окружающих его? Нет, он был просто еще одной байкой, еще одним рассказом из череды «у него просто огромный член» и «этот мужчина был просто невероятен»… Слушать такое Джеймс почти ненавидел. Нет, он мог порадоваться, что кому-то из девчонок повезло, и вместо ночи с жирным уродом она смогла насладиться чем-то поистине прекрасным, но…

Но больно было слышать о том, какими бывали ласки незнакомого ему мужчины, и понимать, что его самого в спальне ждет… женщина. Куда проще было представлять, что все остальные мужчины отвратительны в постели — тогда было легче гнать от себя эти ужасные мысли. Не думать о том, как его могли ласкать сильные руки, как он сходил бы с ума от желания под другим мужчиной, ощущая его в своем теле…

А затем он услышал, как Эмили рассказывала, что этот мужчина ее укусил. Нет, не просто в порыве страсти, а именно специально, до крови, и что в какой-то момент ей показалось, что она потеряет сознание, но затем лишь очнулась с легким едва заметным шрамом на внутренней стороне бедра, да и тот прошел через пару часов.

В эту историю мало кто поверил. Посмеялись над глупышкой Эмили, да и только, но Джеймса она не отпускала. Засела острым образом в восприимчивом сознании, и вот уже он не мог заснуть, пытаясь это представить…

Да, он просто хотел убедиться, что все хорошо. Вдруг малышка Эмили не врала. Вдруг этот мужчина опасен. Он просто обязан был проверить это.

Подобные мысли казались правильными, и Джеймс не хотел думать, что это лишь оправдание. Боялся признаться, что он просто больше не в силах сдерживать себя и нуждается хотя бы в чем-то более реальном, чем фантазии.

И его «спасательная миссия» полностью провалилась, когда он оказался на коленях возле запертой двери одной из спален.

Коридор был совсем темным, и Джеймса расслабляла иллюзия своей незаметности.

Замочная скважина такая маленькая, но через нее все прекрасно было видно.

Видно…

Мужчина на огромной постели, устланной алыми простынями, был просто невероятен. Высокий, сильный и гибкий. Полностью обнаженный. И отблески пламени свечей ласкали его мускулистое белое тело. Джеймс был не в силах подняться на ноги или отвести взгляд, зачарованно смотрел, как этот мужчина вжимал в постель постанывающую Эмили, как ритмично двигались его бедра и напрягались мышцы ягодиц и спины. Он был совсем тихим, было даже непонятно, получает ли он от этого удовольствие, но одного его вида хватило, чтобы Джеймс до боли прикусил губу, чувствуя, как его член твердо упирается в ширинку брюк. Хватило всего пары секунд этого завораживающего зрелища, чтобы возбуждение загорелось в теле юноши, впервые так ярко и так искренне, словно он только сейчас почувствовал себя настоящего, а не вынуждал себя ощущать то, чего никогда не испытывал.

Это было слишком хорошо и слишком страшно, но терпеть было невозможно. Тогда Джеймс впервые, стоя на коленях перед замочной скважиной, расстегнул брюки и сжал свой член.

Он хотел быть в той комнате. Как никогда сильно этого хотел, и, торопливо лаская себя, он почти чувствовал это.

Дальше