— Интрига.
— У меня есть знакомый мастер в салоне, он из тебя такую конфетку сделает — закачаешься! Я уже давно на твои волосы облизываюсь, — в подтверждение своих слов Игорь запустил пальцы в мою шевелюру. — Потом ты, весь такой обновленный, пошел бы в клуб, склеил бы там всех своим сногсшибательным видом, а потом зашел бы я, поцеловал тебя и сказал, повернувшись к толпе: «Этот парень — мой».
— Что за странная эротическая фантазия? — фыркнул я, не сдержав смешка. — И я не подпущу тебя к своим волосам. И клуб…
— Да ты когда в последний раз там был? — возмутился Гор.
— Два года назад и был. Потом необходимости не было, — пожал плечами я.
— Люди, между прочим, ходят в клуб не только искать парня, но и просто развлекаться, танцевать и пить. И от прически зря отказываешься! Какая тебе разница, ты все равно умрешь!
— И буду выглядеть в гробу, как чудовище?
— Выбрили бы тебе височки…
— Я, может, и пидор, но не до такой же степени. Может, мне ещё подвороты на джинсах сделать или на завтрак смузи пить?
— Смузи — это слишком по-гейски, — согласился Гор. — Всего лишь твой новый образ, клуб и я. Неужели я много прошу? Ты же не думаешь, что я буду канючить: «Славик, ну пожа-а-алуйста!", верно?
— Не думаю.
— Зря. Сла-а-авик, ну пожалуйста!
— Ладно, но за ответную услугу. Гор, убери руки от моего члена, я не ту услугу имел в виду.
— Что имею, то и введу…
— Пошляк.
— Так что ты хочешь?
— Пойти в другой клуб, где ты часто бываешь. Например, в «Павлин».
— Есть такой, ага. Ух, я там зажигал!
— Вот. Ты зайдешь, всех соблазнишь своим сногсшибательным видом, а потом зайду я, поцелую тебя, повернусь к толпе и скажу: «Это я его трахаю!»
— Эй! Ты не посмеешь разрушить мою репутацию альфа-самца!
— Я умираю, забыл? Мне можно, сам сказал.
— Ладно. Но ты подпустишь меня к своей голове и позволишь сделать с ней все, что угодно.
— Хорошо, — согласился я.
— Тогда завтра?
— Не могу, я на работе до восьми.
— Ты что, не уволился? — вытаращил глаза Игорь. Кажется, он настоящий эксперт в том, как весело и с огоньком умереть.
— Нет. Хочется, знаешь ли, уйти эпично, а я все ещё не придумал как. Незатейливо послать шефа на хер — не вариант.
— А, это правильно, это верно, — оценил Гор. — Ну, тогда послезавтра? Или послепослезавтра? В общем, договоримся. А сейчас, может, угостишь меня завтраком?
— Как насчет смузи? — усмехнулся я.
— И откуда в тебе столько яда? Раньше не было, я проверял.
— Я хорошо маскировал.
— А-а. Кстати, насчет джинсов с подворотами… это ведь писк этого сезона!
— Ни за что.
— Слав, да они будут хорошо на тебе смотреться!
— Иди в задницу!
— Я только что оттуда. Или это намек?
Глава 3. Серьезные отношения и стопицот мотоциклов
Трудился я менеджером по работе с клиентами в фирме, занимающейся установкой пластиковых окон и натяжных потолков. Не потому, что всю жизнь мечтал этим заниматься, а потому, что оказалось, что все решают связи и опыт, а не диплом с отличием. Я-то после окончания университета такие планы строил! Закончить экономический факультет, пусть не в самом престижном, но в вполне достойном высшем учебном заведении — это должно было открыть передо мной все двери. Розовые очки слетели очень быстро, и когда надежда устроиться по специальности исчезла окончательно, пришлось устраиваться туда, где возьмут без опыта.
Начальника мои коллеги дружно называли мудаком. Отчасти из-за его удачно (или неудачно, это как посмотреть) рифмующейся фамилии Судак, отчасти из-за личностных качеств. Я его таким уж плохим не считал, потому что характером пошел в маму, а она могла оправдать самого отпетого злодея. Я вот, например, считал, что нашего шефа в детстве обижали дворовые мальчишки, которым он не мог дать отпор, а поэтому он теперь на нас отрывается и орет почем зря. Жена у него, опять же, детей трое, все громкие — попробуй в такой обстановке психическое здоровье сохранить.
Как мне эффектно уйти, я так и не придумал, поэтому решил уйти незатейливо, по собственному желанию. Не срослось — начальника на месте не было, офис ликовал, да и клиенты, на удивление, один адекватнее другого. Никаких «я же не думала, что если натяжной потолок пропылесосить, он испортится». Сам не заметил, как пролетело рабочее время. Я подумал, что хорошо бы, если бы всегда было так, но тут же вспомнил, что я вообще-то умираю, и, скорее всего, судьба-злодейка показала мне демо-версию идеального рабочего дня, чтобы позлорадствовать. Мол, вот как хорошо будет здесь работать, когда тебя не станет.
Гора я увидеть сегодня и не надеялся, но ему, как всегда, было плевать на мои ожидания.
— Привет! Блин, ну и медленно ты добираешься, я задолбался тебя ждать. Стою, дверь твою спиной протираю, уже и соседка выглянула посмотреть, кто это там такой подозрительный, — сходу протараторил Гор.
— Тамара Степановна?! — ужаснулся я. Эта милая старушка была главной сплетницей нашего двора, причем настолько авторитетной, что ее россказням верили беспрекословно.
— Ага. А я ей и говорю, что я, мол, твой сводный брат, что батька в детстве от меня отказался, я в деревне с матерью и вырос, а теперь приехал большой город покорять, я же петь умею и танцевать немножко, а ты чего-то дверь не открываешь…
— Ты не посмел!
— Конечно, — согласился Гор. — Я ей всё как есть сказал. Парень я его, говорю. Мужеложцы мы. Сексом трахаемся. В жопы ебе…
— Прекрати, — расхохотался я. — Заходи уже. Ты чего здесь?
— Я твой парень, забыл? Я вообще думаю, что нам стоит съехаться. Я к тебе или ты ко мне… вот у тебя были серьезные отношения?
— Нет, не думаю.
— А перед смертью будут. Правда, здорово?
— Правда, — согласился я. Было и правда здорово. Гор рядом… наверное, это все, о чем я мечтал последние два года.
— Слушай, я хотел спросить. — Игорь развалился на кресле, закинув ноги в разных носках на журнальный столик. — А эта дрянь вообще лечится?
— Теоретически. Химиотерапия, знаешь… Но это вряд ли поможет. Мне кажется, это быстрее убьет меня. Сейчас я, по крайней мере, хорошо себя чувствую. А голова у меня и раньше болела, но я никогда не связывал это с какой бы то ни было опухолью.
— Слав, а отцу сказал?
Гор о моих отношениях с отцом знал. Я, вообще-то, не планировал ему рассказывать, потому что я не самый разговорчивый человек на свете, но тогда была четвертая годовщина смерти мамы, и я в очередной раз поругался с отцом, который считал, что я очень быстро про маму забыл и скорблю не так, как полагается, а Гор был пьян и готов выслушать мою исповедь. Я даже не думал, что он что-то вспомнит после, но, как оказалось, Гор ничего не забывает.
— Нет, Игорь, не сказал. Да и зачем ему знать?
— Он отец же твой. Пусть у вас и непростые отношения.
— Гор, — я тяжело вздохнул. — Когда я скажу ему, что неизлечимо болен, он в первую очередь решит, что у меня СПИД, и в очередной раз припомнит мне мои противоестественные склонности. И он меня не пожалеет. Скорее, поблагодарит судьбу за то, что она избавляет его от такого позора, как сын-гомосексуал.
— Ты утрируешь, — возразил Гор. — Это тебе так кажется. Моя семья, знаешь, тоже не сразу мою ориентацию приняла. Отец был в ярости, мать в растерянности, сестра в восторге — яой же, блядь, романтика. Потом вроде успокоилось все — мать смирилась, «молитвы за Бобби» пересматривает, сестра другое увлечение себе нашла, а вот отец знай себе каждый вечер лекции читает на тему: «Не бывать в моей семье пидорасу». А потом я в аварию попал и…
— В аварию? — перебил я. — Что за авария? Ты не говорил.
— Шрам мой на ноге видел? Ну вот, оттуда. Это я на мотоцикле в машину влетел.
— У тебя и мотоцикл был? — ахнул я восторженно. В детстве я мотоциклами грезил и верил, что когда вырасту, у меня их будет сто пятьсот штук.
— А как же! Я же бед-бой, темный романтик, первая заповедь рок-н-ролла, опять же. Игра со смертью — куда без мотоцикла? Мне, правда, покупать его никто не собирался, но я сам на него накопил, на бэушный, конечно. Недельку покатался и встрял. В больнице понял, что умирать — дело неблагодарное… но иногда занятное и даже полезное. Отец за мной бегал, как мать не бегала. Он с тех самых пор слова мне касательно ориентации не сказал. Я его спросил как-то почему. А он говорит: «Мне все равно, кто мой сын, главное, что он у меня есть».
— Хорошая история, — улыбнулся я. — Мне почему-то кажется, что ты на отца очень похож.
— Он даже вполовину не такой мудак, как я. Папа хороший у меня, и я его люблю очень, но если ты кому-то об этом расскажешь, мне придется тебя убить.
— Боюсь, мой отец не такой.
— Но он должен знать, Слав. Это правильно будет.
— Ладно. Я попробую.
— Вот и умница, — Гор встал, подошел и погладил меня по голове, как послушного кота. — А с работой что?
— Да как-то…
— Понятно. Ну, раз с клубом у нас пока не получается, пошли завтра ко мне?
— Зачем это?
— А ты как думаешь, наивная диснеевская принцесса, зачем один мальчик ориентации цвета неба зовет в гости другого? Польку танцевать?
— Как вариант.
— Ну, после того, как закончим, может, и потанцуем.
Глава 4. «Highway to Hell» и резиновые письки
Горова квартира обставлена по последнему писку моды. Не квартира, а музей современного искусства. А современное искусство, как известно, штука весьма сомнительная.
Гор, впрочем, тоже от обстановки не в восторге. «Коварный мелочный пидарас с левой резьбой по периметру мозга», — зло рявкнул он, когда я спросил о дизайнере.
— Я пока в душ, а ты в спальню иди, готовься, — похабно ухмыльнулся он.
Спальня, кстати, от грандиозных дизайнерских замыслов пострадала меньше всего. Классическая обстановка, не считая выкрашенных в агрессивно-красный цвет стен. Возле огромной кровати (я нисколько не сомневался, что она у Игоря будет именно такой) валялся темный пакет. Я не очень-то любопытный, вообще-то, но в этот раз не утерпел — заглянул. Едрить твою в дышло…
— Эй, ты чего там завис? — в проеме двери замаячил Гор, одетый только в полотенце, обернутое вокруг бедер. По обнаженному торсу стекали капельки воды, и я завис второй раз, любуясь прекрасно сложенным телом своего любовника. Иногда даже зависть берет — у меня-то мускулов отродясь в организме не было. Теперь уже и не будет… Да и кожа не такая гладкая и ровная, цвета топленого молока.
— А-а-а, — понятливо протянул он, заметив в моих руках пакет. — Разглядываешь мои подарки?