— Это тот самый француз, который убил Сиснероса…
Этот? Молодой совсем… Я слышал, там вообще дьявольская ситуация была. Попасть в кромешной тьме в единственное незащищенное латами место мог только дьявол.
Или очень хороший стрелок. Сиснерос был неуязвим. Весь в доспехах, в шлеме, и только горло было незащищено. Но попасть ночью в горло… Этот француз воистину дьявол.
Арамис усмехнулся. Ему, который собирался посвятить свою жизнь служению Богу, было странно слышать такое сравнение. Впрочем, все идет к тому, что он уже совсем скоро предстанет перед Ним… Гонсалес сидел так же, как и в первый раз, спиной к двери. Арамис ошибся. Тот никуда не уехал.
Когда пленника ввели в кабинет, Гонсалес обернулся и жестом приказал конвойным выйти. Кроме него и Арамиса в кабинете остался еще один офицер — судя по всему, адъютант. Главнокомандующий испанцев какое-то время молча смотрел на Арамиса.
Как вас зовут? — Наконец, спросил он.
Это имеет значение?
— Вам не кажется, юноша, что вы не в той ситуации, когда разумно язвить? — Холодно поинтересовался Гонсалес.
Пленник молчал.
Вы дворянин? -Да.
Где вы научились так стрелять? Арамис молчал.
Гонсалес поднялся и подошел к нему. Долго смотрел прямо в глаза.
Вы ведь понимаете, что с вами будет дальше? — Да.
Только не говорите мне, что вам не хочется жить. Не поверю.
Хочется.
У вас есть шанс. Один шанс.
Не думаю.
Вы будете жить, если перейдете на мою сторону. Вы…
Ваше предложение мне не подходит. — Прервал его Арамис.
Подумайте хорошенько.
Мне не надо думать.
Это ваше окончательное решение?
Да.
Гонсалес продолжал пристально смотреть на Арамиса, словно хотел проникнуть в его самые сокровенные мысли и чувства, которые тот испытывал сейчас. Но лицо мушкетера было спокойно и непроницаемо, ни один мускул не дрогнул. Гонсалес кивнул и вернулся за стол.
— Ну, что ж… Вы сами выбрали себе свою судьбу. Он повернулся к офицеру и махнул рукой.
Тот подошел к двери и открыл ее. Конвойные вошли в кабинет и остановились возле пленника в ожидании распоряжений.
— Выполняйте первый из приказов, озвученных ранее. Идите. — И Гонсалес вновь повернулся спиной к Арамису, давая понять, что разговор окончен.
Едва конвойные вывели пленника из кабинета, и офицер закрыл за ними дверь, как Гонсалес повернулся к нему.
— Простите, сеньор, но я не совсем понимаю…
— Вот поэтому-то, Мигель, главнокомандующий я, а не вы. Учитесь читать врага, чувствовать. Проигрывать каждый свой ход и предвидеть его.
Гонсалес встал и подошел к окну. Конвойные как раз вывели Арамиса из дома и повели в сторону небольшой деревенской церквушки.
— А я его даже уважаю… — тихо сказал Гонсалес. Офицер вопросительно посмотрел на своего командира. — Да, да, Мигель. Не люблю слабаков и трусов. А сильного врага даже уважаю. — Он отвернулся от окна и посмотрел на офицера. — Идите. И действуйте четко по приказу. Вы все помните?
Да, мой командир.
— Идите.
Атос стоял возле окна и смотрел на улицу. Он все же не терял надежды, что Арамис вернется. Конечно, шансов выйти живыми отсюда у них изначально было ничтожно мало, но умирать вместе как-то… не так страшно.
В этот момент он увидел, как конвойные вывели Арамиса с соседней улицы, но свернули не к дому, что служил им тюрьмой, а повели дальше по улице на окраину деревни к церкви. Атос не видел лица друга, видел только спину, но чувствовал, что тот спокоен. И что бы ни произошло в кабинете Гонсалеса — Атос был уверен, что Арамис был именно там — его друг остался верен мушкетерской чести и присяге.
Но зачем его повели к церкви? Может, их решили разделить? Чтобы сложнее было попытаться убежать. Атос напрягся. Ему не понравилось ощущение, которое нарастало в нем, заполняя все сознание.
Сколько времени стояла эта гнетущая тишина, он не знал. И тут со стороны церкви раздался грохот мушкетных выстрелов. Атос вздрогнул. Через несколько минут, показавшихся ему вечностью, на дороге показались конвойные, которые шли обратно от церкви… У них до сих пор еще дымились дула мушкетов…
Арамиса… с ними… не было…
Атос замер.
Нет. Нет! Нет! Нет!!!!!
Он с отчаянием и яростью ударил по стене руками, разодрав одну ладонь в кровь, но даже не заметив этого. Сердце бешено билось, в висках стучала кровь. Нет… Нет… Нет…
Позади послышался звук открываемого засова, Атос обернулся. В домик вошел лично дон Гонсалес. Молча подошел к Атосу и что-то протянул в руке. Атос забрал у Гонсалеса это что-то и сжал в руке. Дон Гонсалес еще какое-то время постоял, смотря Атосу в глаза, потом повернулся и вышел. Атос разжал ладонь. В его руке лежал крест Арамиса… Он никогда не расставался с ним…
Мужчины не плачут.,. Кто это придумал?
Атос прислонился спиной к стене, закрыл глаза и медленно сполз на пол. Из-под ресниц покатились слезы…
Мужчины… плачут… Когда их никто не видит… кроме Бога.,
****
Известие о том, что группе разведки удалось взять в плен испанца, застало д’Артаньяна во время совещания с офицерами его отряда.
Адъютант вбежал в палатку, увидел, что д’Артаньян занят и быстро начал что-то шептать на ухо Робсстену, одному из тех, кто начинал вместе с Атосом,
Арамисом и д’Артаньяном. Тот выслушал, напрягся, изменился в лице и торопливо вышел из палатки вместе с адъютантом.
— Закончим чуть позже. — д’Артаньян бросил карандаш и выбежал из палатки.
— Вы уверены? — Робестен смотрел на адъютанта взглядом человека, который пытается поймать ускользающую надежду.
Тот кивнул.
— Что происходит? — д’Артаньян подошел к ним. Робестен посмотрел ему в глаза и тихо сказал:
— В плен взяли испанца из отряда дона Гонсалеса. Он показал, что видел там Атоса и Арамиса.
Но это не все… Робестен отвел глаза.
Робестен! Я прав?
Робестен посмотрел на д’Артаньяна и кивнул.
Где он?
ДАртаньян… -ГДЕ ОН?!
В палатке де Тревиля. ДАртаньян! Но тот уже ничего не слышал.
Когда он влетел в палатку капитана, там был сам де Тревиль, его адъютант и Лабурер. После смерти брата в домике священника, когда был убит дон Сиснерос и откуда живыми смогли выбраться только Атос с Арамисом, он резко повзрослел, перестал улыбаться и часто по вечерам сидел в одиночестве и смотрел куда-то в небо.
Они все обернулись на вошедшего д’Артаньяна и дружно опустили глаза.
— Что происходит?
— ДАртаньян, давайте выйдем. — Де Тревиль подошел к нему и по-отечески сжал плечо. Это был плохой знак.
— Нет. — откинув руку капитана, гасконец подошел к пленному.
Лабурер посмотрел на капитана, но де Тревиль лишь махнул рукой — пусть, все равно не уйдет, все равно все выяснит.
Повтори то, что ты только что говорил этим господам. Пленный посмотрел на д’Артаньяна.
ГОВОРИ!
Позавчера были захвачены двое французов. Имен я не знаю, но…
Он описал их, — вмешался мрачно Лабурер, — это Атос и Арамис…
Дальше!
— Я видел, как к дону Гонсалесу приводили сначала обоих, а потом одного из них. Офицеры в штабе говорили, что второй — это тот, кто убил дона Сиснероса.
ДАртаньян вздрогнул и посмотрел на де Тревиля и Лабурера.
— Дальше!
— А потом… Я слышал, как говорили конвойные… Что французов стало… на одного меньше…
ДАртаньян пошатнулся.
Нет… Он сжал кулаки и побагровел так, что пленный испуганно вжался в
стул.
«Трус.» — подумал Лабурер, смотря на него.
— Кто? — хрипло произнес д’Артаньян. Пленный молчал, смотря на д’Артаньяна, который был готов испепелить его взглядом. -КТО?????!!!
Тишина… Звенящая тишина… И голос испанца:
— Тот, который убил дона Сиснероса.
И тут д’Артаньян понял, что это такое, когда земля уходит из-под ног. Он стремительно вырвался из палатки. Его не смогли остановить ни Лабурер, ни Робестен. Он не слышал криков себе вслед. Он бежал. Сам не знал -куда… Задыхался… Хватал ртом воздух…
Наконец, остановился. Рухнул на колени. Поднял к небу глаза.
В еще недавно чистом небе появились тучи, предвещавшие бурю.
— Почему, Господи? ПОЧЕМУ???!!!
Он уже успел увидеть много смертей на этой войне, многих похоронил. Но никогда раньше ему не было так плохо…
ЭТУ смерть он не мог и не хотел принять.
Он опустил голову на колени, обхватил руками и разрыдался.
Впервые на этой войне…
Дон Гонсалес вошел в комнату и сел за стол. Стоявший у окна мужчина даже не обернулся.
— Мне пришлось огорчить вашего друга. Он считает, что вас казнили. — Сухо произнес испанец.
Арамис сжал руки в кулаки, но продолжал стоять спиной к Гонсалесу. Он до сих пор помнил, что ему пришлось пережить в церкви. Он и сам был уверен, что его убьют. Он готовился к этому. Сердце и правда практически остановилось, когда он увидел наведенные на него мушкеты… взведенные курки… залп… А потом вдруг понял, что жив. У него забрали крест, который он всегда носил на шее. Вывели из церкви совсем другим путем, чем привели. Уже тогда закралась мысль, что Гонсалес задумал этот спектакль с лже-казнью с определенными целями. Нет, это не новая изощренная психологическая пытка. Тут что-то другое… Гонсалес — один из лучших стратегов. Он никогда и нечего не делает просто так.
— Кстати, — продолжал испанец, — второго вашего друга так же пришлось огорчить.
Что?! А вот этого Арамис не ожидал. Он резко повернулся к Гонсалесу.
— Ну, наконец-то мне удалось вас заинтересовать. — Усмехнулся тот. -Пожалуй, я поделюсь с вами своим планом. Все равно вы не сможете помешать.
Арамис молчал. Впервые Гонсалесу попался человек, которого он с трудом «читал», да и то не был уверен, что правильно расшифровывает. Но это даже вызывало у него искреннее уважение к пленнику.
— Так вот. Сегодня ваша разведка взяла пленного. Он, конечно, расскажет, что в деревне в нескольких лье от лагеря обосновался отряд самого дона Гонсалеса. Он так же расскажет и о двух пленниках, которые были схвачены позавчера, опишет их. Потом он расскажет, что одного из них — того, кто убил дона Сиснероса — испанцы казнили. Как вы думаете, ваш друг гасконец обрадуется этой новости? — Гонсалес метнул взгляд на Арамиса и заметил, что у того напряглись скулы.
«Отлично… Значит, пока я все верно рассчитал» — довольно усмехнулся он про себя.
— А теперь давайте попробуем предположить, что же будет дальше? -продолжал испанец. — Что ваш друг выберет: смирится с вашей смертью или решит отомстить и попробовать спасти хотя бы второго?
Арамис начал понимать, что задумал Гонсалес. Он хочет заманить отряд д’Артаньяна в деревню.
— Пленный, правда, немного ошибется, сообщив о численности испанского отряда. Он скажет, что в деревне обосновались около тридцати человек.
Арамис не сдержался и вздрогнул. На лице Гонсалеса промелькнула мимолетная улыбка. Тридцать человек? Французы будут думать, что в их тылу сидит всего тридцать человек, а не,. ТРИСТА!!!
— Конечно, горячая гасконская кровь возьмет свое, и ваш друг со своим отрядом помчится мстить за одного и вызволять второго. Тут-то мы их и встретим… — Внезапно лицо Гонсалеса приобрело холодное и жесткое выражение. Арамис понял, что сейчас будет сказано самое главное — суть плана. — Встретим. И уничтожим элиту мушкетерского полка. Лучших из лучших! И когда мушкетеры будут уничтожены, уже никто не сможет помешать мне быстро ударить с южного фланга по французским частям при поддержке ждущих сигнала на западе «мадридских стрелков»! У Людовика не будет времени на передислокацию и подкрепление! Он будет разбит! Конец! Войне и Людовику!
Арамис с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься на Гонсалеса. Пока охрана будет бежать, он успеет его придушить. И наплевать, что его самого потом тут же убьют! Если бы смерть Гонсалеса могла остановить осуществление этого зловещего плана, он бы это сделал. Но… С Гонсалесом или без него, план будет осуществляться. А потому надо держать себя в руках. Бессмысленная жертва никому не нужна.
— Я вижу, вам понравился мой план. Мне он тоже нравится. — Гонсалес поднялся и подошел к двери. — А вы будете сидеть здесь до тех пор, пока ваш друг не прибудет. А потом… так и быть, я дам вам возможность умереть всем троим вместе.
И он вышел.
Арамис задумчиво хрустел пальцами. Он должен отсюда выбраться и помешать Гонсалесу.
— Надеюсь, Вы неглупый человек, хоть и прибыли из Гаскони! Вы должны были догадаться, что Париж: не вымощен батистовыми платочками!
Почему он вспомнил это? Их первую встречу… Как давно это было. Сколько воды утекло с тех пор. За это время он узнал разного Арамиса — хитрого и загадочного, верного и смелого, романтичного и ранимого, мужественного и надежного… Он был разным. Был…
ДАртаньян слышал, как кто-то подошел, но не обернулся, даже не пошевелился. Он так и сидел там же, где и рухнул на колени. Слез уже не было.
Была только боль. Тупая, ноющая боль. Арамис погиб.
Он никак не мог, не хотел в это верить…
— ДАртаньян…
Лабурер. Сел рядом, положил руку на плечо.
— Когда погиб Оноре, я каждую ночь садился где-нибудь один, смотрел на небо и спрашивал Бога — почему он допустил это? Почему позволил смерти разлучить нас? Сначала были слезы втайне от всех, боль от одиночества. Мне казалось, что у меня по живому вырвали часть сердца. Он приходил ко мне во сне, если мне удавалось заснуть… Потом пришла жажда мести. Мне захотелось собственными руками уничтожить тех, кто убил моего брата.
— У тебя будет такая возможность. — Тихо, но уверенно произнес д’Артаньян. Они с Лабурером переглянулись.
— Я этого так не оставлю, Жером. Смерть Арамиса не сойдет с рук этому Гонсалесу. Теперь он мой враг до конца жизни.
Я знаю, кем вы были друг для друга.
У них в руках еще остался Атос. Я должен попытаться спасти хотя бы его.
Можешь рассчитывать на меня.
— Я одного не понимаю… Как они узнали, кто убил Сиснероса? Это знали только свои!
Внезапная догадка осенила сразу обоих.
— Вот, черт… — Лабурер гневно сжал кулаки. — Неужели среди нас предатель?
— Другого объяснения я не вижу… Помяни мое слово, Жером. Я найду его… И лучше бы ему самому себя придушить, потому что, если он попадется мне в руки. Да я его… за Арамиса…
Какое-то время они сидели молча.
— Пленный сказал, что в деревне сейчас всего около тридцати человек. Основная часть отряда Гонсалеса должна подойти дня через два. У нас есть время. — Прервал молчание Лабурер.
ДАртаньян поднялся.
— Надо использовать этот шанс.
Лабурер встал и решительно протянул руку.
— Я с вами, дорогой друг. И могу вас заверить — все пойдут с вами. В лагере все шокированы смертью Арамиса — от короля до простого посыльного.
Тогда возвращаемся в лагерь. Надо разработать план.
Думаю, лучше всего атаковать ночью…
И они пошли обратно к лагерю, на ходу пытаясь расписать все шаги от и
до…
Темнело…
Из окна его новой тюрьмы Арамису было плохо видно прилегающую к дому улицу, окно выходило во двор. Это был минус. Но зато дверь в комнату была настолько тонкая, что он слышал все, что происходило в коридоре. Это был плюс. За последний час он узнал, что только что сменился караул, а следующий будет через три часа, что в караул не пришел некто Франчес, ибо слег с кишечными коликами, а потому четверым караульным придется отдуваться и за него тоже. Так же он узнал, что Гонсалес уехал куда-то, велев, чтобы через два часа максимум все были в полной боевой готовности, так чтобы в любую секунду могли вступить в бой.
Это был шанс, шанс, какого больше не представится.
Он знал, что дАртаньян поступит именно так, как предполагал Гонсалес, а значит… Значит, там, в лагере французов, сейчас разрабатывают план нападения на деревню, не подозревая, что попадут в ловушку. Арамис знал характер друга и был уверен, что тот наверняка решит напасть ночью. На все про все у него максимум два часа. Времени на выработку масштабного плана не было, а потому…