- Мерзавец! Ты что это тут устроил?!
Этот приглушённый рык пробрал Черныша до костей, интуитивно заставив прибегнуть к кошачьей уловке №6 из списка, который все эти недели вдалбливал в его голову Живоглот. Когда-то он считал, что никогда не воспользуется подобным, позорным для его достоинства, трюком, но сейчас… Маленький чёрный котик, сделал большие умильные глазки и испуганно-дрожаще выдал:
- М-мяу…
Рука, державшая его за шкирку, перестала ощутимо встряхивать нашкодившего безобразника, гневный огонь, обещавший скорую и болезненную смерть мелкой сволочи, в глазах мужчины погас, лицо расслабилось, бывший Пожиратель насмешливо хмыкнул и уже спокойным голосом поинтересовался:
- Не любишь клетки? Вот и я не люблю. Ладно, выходи, Мерзавец.
Заточенца выпустили из кутузки, но надели частично блокировавший магию ошейник с именем владельца, который, впрочем, ловкие лапки научились довольно быстро расстёгивать. И только потом, по ночам, он не раз с удовольствием вспоминал произошедшее, разумеется, исключительно из-за разъярённого выражения физиономии слизеринского декана, а вовсе не потому, что тонкая, намокшая от воды пижама во всех подробностях обрисовывала высокое, стройное тело с прекрасно развитыми мышцами. А уж без пижамы… Нет! Конечно же, нет! Но какой-то предательский голосок в глубине души юноши нашёптывал, что в маггловских джинсах и обтягивающей футболке мужчина выглядел бы гораздо привлекательнее, чем в многослойной преподавательской хламиде. Но храбрый гриффиндорец мужественно отгонял от себя смущавшие его сознание мысли: «О, Мерлин! О чём я думаю! Да мне, быть может, до конца дней придется на четырёх лапах ходить и хвостиком помахивать, а всё туда же!»
Но интерес к зельевару никуда не девался. Тот оказался вовсе не таким, каким представлял его раньше бравый гриффиндорец, но юноша старался выкинуть подобные мысли из головы. Других занятий было выше крыши. Живоглот, впечатлённый сражением, учинённым Гарри в Подземельях, наконец-то, поверил его рассказам, и с его подачи юношу-кота выслушали самые уважаемые представители волшебных животных-хранителей в Хогвартсе. Как оказалось, старый полукнизл был у них кем-то вроде почётного Предводителя, и к его мнению прислушивались все. То ли он сумел убедить остальных, то ли Черныш был настолько уверен в своей правоте, что ему поверили, то ли обладающие толикой магии существа сами почувствовали опасность, но с этого момента в школе началась совсем другая жизнь. Тайная. Секретная. Звери великолепно понимали язык людей, а на них самих никто не обращал внимания, и вот в «штаб», устроенный в одном заброшенном подвале под гриффиндорской башней, стали стекаться всевозможные сведения, которые руководство «подпольем» в составе Живоглота, Снежинки, крысака Стэлса, жабы Трэвора и Черныша, сортировало и анализировало. Отряды животных теперь патрулировали коридоры Хогвардса по ночам, а особо скрытные и незаметные уникумы вроде невесть как попавшего в школу хамелеона Шедоу, прицельно следили за Воландемортом в теле мальчика. Эта тактика себя оправдала, за неделю было предотвращено ещё три покушения на студентов, да так ловко, что даже подозрительный Риддл ни о чём не догадался. Дел хватало всем, и только проследить за передвижением врага по территории школы за пределами замка получалось с трудом, уж больно заметным было на ещё не сошедшем снегу их разномастное воинство. Вот если бы можно было сделать это с высоты птичьего полёта, но… совы даже разговаривать с «бескрылыми» не хотели, просто игнорируя все попытки вступить с ними в контакт. Приходилось обходиться своими силами.
Гарри был занят, как никогда раньше, и только вечером, перед отбоем появлялся в покоях зельевара. Сначала – чтобы не вызвать подозрений, а потом… потом ему просто стало невозможно без этого обходиться. Он полюбил лежать на диване рядом с читавшим книгу Снейпом, выслушивать его насмешливые комментарии проверяемых эссе, насмешливым взглядом следить за очередным «блеющим» невесть что студентом, выдернутым пред тёмные очи слизеринского декана. Со стороны это казалось таким смешным. Да и сам зельевар не был той тупой сволочью, любившей издеваться над учениками, как привык его воспринимать юноша. Он никогда не переходил границ дозволенного, а его насмешки были в своём роде шедевром. «Вот почему на меня ему никогда не хватало чувства юмора?» – порой огорчался гордый котёнок, но тут же прикрывал глаза от удовольствия и не мог сдержать тихого мурлыканья, когда сильная рука гладила его спинку и чесала за ушком. Юноша-кот не признался бы никому даже под страшными пытками, но эта незатейливая ласка была лучшим ощущением, которое ему пришлось испытать в жизни. Даже поцелуи с Чжоу и полудетские игры в любовь с Джинни близко с этим удовольствием не стояли. Гарри поначалу ругал себя на все корки «извращенцем» и «фетишистом», зарекался поддаваться странноватому обаянию этого ещё в общем-то не старого мужчины, но каждый вечер снова устраивался возле него на диване. Дальше – больше. Обоих, по-видимому, мучили ночные кошмары, и как-то так получилось, что спать после ночных патрулирований коридоров школы они ложились в одну постель и просыпались практически в обнимку.
Так прошли полторы недели. Однажды вымотанный патрулированием и «разбором полётов» после удачно сорванного покушения Риддла на Захарию Смита Черныш уснул прямо в том самом «штабе» в компании не менее уставших Живоглота и Снежинки.
Проснулся он от того, что разболелось неловко подвёрнутое крыло. Не выспавшийся Гарри недовольно завозился, попытавшись исправить положение и свернуться уже привычным клубком, но клюв с неприятным царапающим звуком проехался по полу и…
КРЫЛО?!!! КЛЮВ?!!!
Всё ещё не до конца проснувшийся юноша приоткрыл глаза и с недоумением воззрился на… серо-пёстрые перья своей грудки и когтистые птичьи лапы. Какое-то время ушло на то, чтобы сообразить, что вся эта «прелесть» в общем-то принадлежит ему-любимому… Сознание ещё никак не могло освоиться с подобной информацией, и юноша недоумённо уставился на своё отражение в пыльном стекле дверцы шкафа, из которого на него, вытаращив круглые глаза, пялился… совёнок и тогда помещение заброшенного подвала огласил панический крик:
- Мама!!! Я что, стал птицей?!
====== Глава 5. Ночная эскадрилья, или: «Люфтваффе заказывали?» ======
- Мама!!! Я что, стал птицей?! – юноша чуть не прикусил язык. Изо рта… Ой, клюва, раздавался клёкот и пронзительные вскрики.
Не успело эхо, на все лады отражавшее его крик, заполнить огромное подвальное помещение, как уснувшие с ним вместе друзья-кошки мгновенно подскочили и заняли боевые стойки. Черныш хотел было кинуться к Живоглоту за советом, но старый рыжий кот, вздыбив шерсть, разъярённо зашипел что-то совершенно неразборчивое и попытался ударить его лапой по голове. Только великолепная реакция и развитое чувство опасности позволили Гарри за секунду до удара уйти в сторону. Словно в замедленной съёмке, перед его глазами пронеслись пять острых кривых кинжалов, по недоразумению именуемых кошачьими когтями, и началось…
Юноша-совёнок, совершенно не привыкший к новому телу и с трудом способный летать, пытался достучаться до двух взбешенных меховых шаров, в которые внезапно превратились его добрые друзья – Живоглот со Снежинкой. Но, похоже, те просто не понимали его криков. Он тоже ничего не мог разобрать в том диком мяуканьи и шипении, которые ещё вчера казались ему нормальной речью. Кошки обходили его с двух сторон, то и дело атакуя не умеющую постоять за себя птицу, а Гарри уворачивался как мог и пытался найти выход из сложившейся ситуации. И звучавший в ушах «кошачий концерт» никак этому не способствовал. Голова юноши просто раскалывалась от боли. Ставшая вдруг непонятной кошачья речь, накладывалась на почти физически «слышимые» мысли бывших наставников: «Шпион!!! Этот комок перьев пробрался в наш штаб!!!» И эта какофония рождала страшный дискомфорт. Черныш попытался, было, мысленно «достучаться» до друзей, но те пребывали в состоянии боевого транса и не реагировали на ментальный зов перепуганного парня. Когда его в очередной раз чуть не «приласкали» когтями, загнав в угол, совёнок решил, что нет ничего нелепее геройской смерти в зубах друзей и, совершив немыслимый пируэт в воздухе, рыская и ныряя на ещё непослушных крыльях, полетел к выходу из подвала. Шипяще-вопящие кошачьи, разъярённые тем, что «шпион» вывернулся из их когтей, на максимально возможной скорости понеслись следом. Расстояние между беглецом и погоней неуклонно сокращалось. У Гарри плохо получалось маневрировать на поворотах, и Живоглот со Снежинкой догоняли его. К тому времени, как он сумел вырваться на открытую галерею первого этажа, выпущенные когти рыжего полукнизла почти доставали до его хвоста. Ещё один прыжок, и…
- НАШИХ БЬЮТ!!!
Первым чувством было огромное облегчение. Парень не понял, откуда раздался этот вопль, но уже через секунду тихие мартовские утренние сумерки взорвались клёкотом атакующих птиц, а просвечивающее через балюстраду едва показавшееся над горизонтом солнце заслонили крылья слетавшихся со всех сторон пернатых.
- Ах, вы, пародия лишнелапая! Кошмары бескрылые! Птенца обижать?! Я вам сейчас устрою!!! – в бесшумно спикировавшей белой птице, нацелившей страшные когти на ощерившихся в шипении котов, юноша с удивлением узнал свою сову Буклю.
- Бей мышей-переростков!!! Живыми не выпускать!!! – следом, по спирали, раскинув огромные крылья, спустился чёрный филин. А за ним… на галерею хлынул целый крылатый ураган: амбарные совы, неясыти, сычики, даже несколько воронов. Последний из них с частично потерянным – видимо, в неравной битве – хвостом, оглушал всех жуткой имитацией человеческого свиста и орал во всё горло:
- Атака с разворота-а!!! Держись мохнатые-е!!! Не бойсь, малец, «Ночная эскадрилья» своих в беде не бросает!!! Ща-а, мы вам покажем, ур-роды, что такое «Люфтваффе» в действии!!!
И без того едва державшийся в воздухе Гарри, услышав последнюю фразу, запутался в крыльях и кувырком рухнул на пол, но, увидев, что настроенные серьёзно птицы собираются выполнить свои угрозы и действительно спустить шкуры с котов, собрался с духом и закричал:
- Нет!!! Не надо!!! Оставьте их в покое!!! Это недоразумение!!!
Как только его слова дошли до совино-вороньей стаи, крылатое воинство прекратило атаку, но продолжало держать Живоглота со Снежинкой в окружении. Кошки застыли на месте, спина к спине, по прежнему готовые к бою, но юноша-совёнок видел, как боевое бешенство в глазах Живоглота сменилось острым интересом и вновь мысленно попытался связаться со старым котом: «Живоглот, это я, Черныш. Не знаю, как такое могло произойти, но я проснулся совёнком». Связь с существом другой породы отнимала много сил, но парень всё-таки дождался отклика. Где-то далеко-далеко, на периферии сознания, едва слышный из-за сильных помех знакомый голос произнёс: «Черныш? Что это за сумасшедший дом? Я не понимаю…» Шерсть на рыжем загривке опустилась, и кот невольно шагнул вперёд, чтобы вглядеться в глаза взъерошенного совёнка. Букля явно не оценила этого порыва, гневно заклекотав и вновь угрожающе расправив огромные белые крылья, словно вот-вот готова была подняться в воздух и спикировать на врагов.
- Букля, нет!!! Они не враги!!!
- Не-ет, они не враги, они – будущие меховые коврики, или я не сова!!! Подумать только!!! Напасть на птенца прямо в замке!!!
- Букля, прекрати, пожалуйста.
- А ты кто такой, птенец, чтобы указывать взрослым птицам, что делать? – надменный голос чёрного филина до смешного напоминал привычную манеру речи его хозяина. Даже не знай Гарри, что это Герцог, филин Малфоев, он совершенно точно мог бы определить это сейчас. Пёстрому совёнку с трудом удалось сдержать подступающий к горлу истерический смешок. Не хватало ещё расхохотаться прямо здесь, при всём честном народе, сидя посреди галереи. Гордая птица этого бы ему никогда не простила.
- Я Гарри… э-э-э… друг Букли… – юноша приготовился к очередному раунду споров, неверия, приведения доказательств и непонимания. Но полярная сова, резко развернула голову в его сторону, вглядываясь в совёнка своими жёлтыми пронзительными глазами. Гриффиндорец не опустил взгляда. Птица с минуту словно изучала его, пытаясь найти какой-нибудь подвох, затем шумно, с клёкотом, выдохнула и растерянно произнесла:
- Гарри, это и вправду ты, малыш?
- Ну-у, в общем-то, да.
- Но в этом теле…
Если бы парень мог пожать плечами, он бы это сделал, сразу же почувствовав себя виноватым за то, что ни разу за эти четыре недели, прошедшие с момента превращения, даже и не вспомнил о своей птице:
- Прости, Букля, так уж получилось… Я сейчас тебе всё расскажу. Только, пожалуйста, отпустите Живоглота со Снежинкой, они ни в чём не виноваты.
Букля перевела взгляд на недовольно вслушивавшегося в их разговор Герцога. Филин сделал было неприступно-непонимающую мину, но через минуту сдался, неохотно проворчав:
- Пропустите этих тварей к их норам. Пусть проваливают.
Как только он это сделал, пернатое воинство разлетелось в стороны, освободив для кошачьей парочки дорогу к лестнице. Снежинка тотчас же молнией метнулась в спасительное укрытие, но Живоглот уходить не спешил. Тщательно подбирая слова непривычного для него языка, полукнизл проговорил:
- Ффстреч… фечер…сдессь…
Герцог с не меньшим усилием промяуко-фырчал что-то утвердительное в ответ, явно пользуясь кошачьим языком. Почти тотчас же из-за поворота послышались шаги завхоза, как всегда, бормотавшего себе что-то под нос о «тварях, которые гадют и гадют, и спасения от них нет», и рыжий кот мгновенно скользнул в тень на лестнице, скрываясь из вида, но напоследок задумчиво взглянув в глаза Гарри. В его взгляде читался явный вопрос. Но юноша не успел ничего сделать, подталкиваемый с двух сторон Герцогом и Буклей, он вместе с остальной птичьей стаей бесшумно ретировался с поля не состоявшегося сражения.
- Полетели в башню. Солнце встаёт, с непривычки твоим глазам будет больно, – белая сова заботливо страховала едва лавировавшего в непривычных воздушных потоках юношу. Гарри хотел, было, поинтересоваться, а как же она тогда ухитряется носить почту днём, но получалось что-то одно – либо летать, либо говорить. Как только он открывал клюв, концентрация внимания на правильном движении крыльев пропадала, и совёнок пару раз чуть не сорвался в пике. Пришлось дожидаться прилёта в совятню. С непривычки этот путь занял гораздо больше времени, чем было привычно остальным совам, это парень понял по недовольным взглядам, которые кидал на него Герцог, который явно был для птиц кем-то вроде вожака-предводителя. Похоже, Советом, как у животных, в птичьей стае даже и не пахло. Мышцы новоявленного совёнка болели от непривычной нагрузки, но к концу полёта он худо-бедно научился управлять собственным телом и уже уверенно вслед за остальными направлялся в сторону специальных слуховых окон, через которые совы обычно проникали в совятню. К тому времени, как стая с шумом и довольным клёкотом влетела в башню, солнце уже окончательно поднялось над горизонтом, и его прямые лучи неприятно резанули чувствительные глаза юноши, чуть не заставив его промахнуться мимо окна и со всего разгона впечататься в стену. От болезненного столкновения и неминуемого позора его спасло чьё-то чёрное крыло, умелым толчком почти вкинувшее тельце совёнка в вожделенное отверстие в стене.
Гарри, перед глазами у которого ещё мелькали солнечные блики, мешавшие разглядеть полутёмное помещение в башне, повернулся, было, чтобы поблагодарить спасителя, но нарвался на насмешливое:
- Приземляйся уже, недоразумение с крыльями. Мало того, что ползёшь со скоростью недобитого червяка, так ещё и летать не умеешь. Стыдно уже в таком-то возрасте!
Юноша последовал совету, устроившись на специальном насесте и сложив крылья только-только собрался дать отпор наглому филину, как его опередил обманчиво спокойный голос явно разъярённой Букли:
- Герцог, если бы тебя вселили в тело двуногого, я бы с удовольствием посмотрела, с каким «изяществом» ты будешь сшибать стены. Отстань от Гарри, он ещё и часа не провёл в этом теле. Дай ему освоиться. Даже такой сноб, как ты, должен признать, что для совёнка, первый раз вылетевшего в свободный полёт, он справился просто великолепно! И вообще… – белоснежная красавица, едва достававшая до плеча огромному филину, гневно смерила того взглядом от когтистых лап до кисточек на ушах, – я не вхожу в вашу «эскадрилью», так что можешь свои распоряжения завязать мышиным хвостиком и засунуть сам-знаешь-куда!
Гарри подобрался, готовясь кинуться в бой, чтобы защитить свою храбрую подругу. По тому, как после её слов мгновенно стих птичий трёп в совятне, он понял, что Букля только что очень даже серьёзно «наехала» на здешнего всеми признанного вожака. Когти огромной чёрной птицы со скрежетом глубоко впились в деревянный шест, на котором он сидел, но Герцог даже и не подумал как-то ответить перешедшей всякие границы красавице. На его «лице» застыло гордо-неприступное выражение, но в огромных глазах на мгновение промелькнули боль и обида. Похоже прекрасная «колючка» Букля не оставила равнодушным гордое сердце филина-аристократа. Предводитель эскадрильи молча развернулся и, бесшумно взмахнув огромными крыльями, улетел в другой конец совятни.