- Война будет.
- И что же, вы, виконт, вернетесь на фронт? – впервые за время ужина подал голос Реньяр. – Или предпочтете тяготам войны прелести семейного очага?
«О, - подумал я, - а юноша-то ревнует. Интересно».
- Я буду там, - ответил спокойно, - где меня предпочтет видеть его величество.
- Очень похвально, - ядовито процедил юнец.
- Этьен… - прошептала Сабрина. – Я прошу вас, не нужно…
- С вашего позволения, - он отодвинул стул и встал. Отрывисто кивнул графу, поцеловал руку графине и, не глядя ни на меня, ни на Сабрину, выскочил из столовой.
Пауза затягивалась.
- Есть что-то, что я должен знать? – спросил я.
Граф откашлялся.
- Реньяр просил руки Сабрины. И получил отказ.
- Что же, это все объясняет. Ангел мой, - обратился к невесте, - я бы с удовольствием погулял по вашему прекрасному саду. Окажите мне честь, - протянул руку.
Сабрина промокнула рот салфеткой и грациозно поднялась.
- Конечно, милорд.
- Анри, вы можете звать меня Анри, - сказал, едва мы остались одни.
- Да, милорд.
- Этот… Реньяр, - начал решительно. – Вы любите его?
Сабрина де Брази остановилась посреди дорожки и прошептала:
- Я буду вам верной женой, милорд. Но я не обязана отчитываться вам в своих чувствах.
Признаться, я был удивлен.
- Позвольте, миледи, разве не имеет права супруг претендовать на любовь своей жены?
- Ах… зачем все так? – она картинно приложила платок к глазам. Так обычно делала моя матушка, когда не желала отвечать на отцовские вопросы.
- Вы хотели за него замуж?
- Какая разница, что я хотела, если все равно ничего не изменить…
Я взял ее под руку и довел до первой скамейки.
Почему отец выбрал мне в жены де Брази, я понятия не имел, да и не интересовался. Однако то, что девица не горела желанием вступать со мной в брак, открыло неожиданные перспективы. И вовсе не о ее счастье я думал, говоря:
- Разница как раз есть. Возможно, нам совместными усилиями удастся помочь вашему горю.
- Ах, Анри, - она подняла на меня ясные, полные слез глаза. – Я была бы вашей рабой навечно, - эмоции переполняли ее и, как всякая чувствительная душа, она под влиянием момента давала обещания, которые не собиралась выполнять.
К женским слезам я был равнодушен с детства. Но ее слова запомнил.
Пожал горячую руку.
- Все образуется, ангел мой.
И я уже примерно знал, как.
Реньяр смотрел волком, старался всячески избегать. Среднего роста, стройный до худобы, с пышной светлой шевелюрой и серыми глазами, он неуловимо напоминал де Лабрюйера. И вызывал вполне определенные чувства и желания. Его обтянутый бриджами зад день и ночь будоражил мое сознание. Его чувственные губы прекрасно смотрелись бы зацелованными, а серые глаза – затуманенными страстью.
- Мсье, считаю, нам необходимо поговорить.
- О чем, милорд? – искренне удивился он.
- Я не желаю мешать вашему с миледи счастью, - низко склонившись, прошептал в ухо.
- Я получил отказ, - уже не так злобно и решительно сказал Реньяр.
- Я знаю. И знаю, как его можно обойти, - он вскинул голову, ясные глаза его светились надеждой.
- Я буду целовать ваши руки, милорд, - теряя всю браваду, прошептал он, едва не задыхаясь от эмоций.
«И не только руки», - про себя усмехнулся я.
- Жду вас у себя в полночь.
Не было сомнений, что он придет.
***
Я ждал, надеялся, горел. Принял ванну, надел чистую сорочку, несколько раз брался читать Вольтера, откладывал, понимая, что читаю то же по пятому кругу. Я был взволнован – новый партнер всегда действовал на меня будоражаще. И так же быстро приедался.
Да, я был развратен во всех смыслах этого слова. И в том, поверьте, не было прямой моей вины. Когда ты юн и красив, как девушка, стоит ли удивляться, что тебя хотят? Даже если не хочешь ты. Когда мой военачальник взял меня впервые, я хотел убить его и покончить с собой, чтобы оборвать тот позор, что упал на меня. Я сказал ему об этом. Но в ответ услышал лишь раскатистый смех.
Он научил меня любить боль, научил получать удовольствие, унижаясь и унижая, показал такие грани удовольствия, о которых без него я не узнал бы никогда. Он развратил меня, юного невинного лейтенанта, и я ненавидел его за это со всем пылом, на какой был способен. И рыдал, как дитя, когда его не стало.
Война не щадит никого.
***
Стук в дверь раздался ровно в полночь.
- Войдите, - крикнул я хрипло.
- Милорд, вы хотели говорить со мной, - Реньяр прошел в комнату, с удивлением посмотрел на меня, полулежащего в постели. Покраснел. О, эта прелесть невинности!
- Хотел. Раздевайтесь и ложитесь рядом.
- Милорд? – краснея еще гуще, прошептал мой ночной гость.
- Вы хотите Сабрину? – он кивнул. – А я хочу вас.
Он мялся, смущенный.
- Не медлите же, не убудет от вас.
Дрожащие его пальцы медленно и неловко расстегивали пуговицы жилета, а я, забыв как дышать, любовался красивым стройным телом, ярким румянцем на щеках, тонкими пальцами.
- Все снимать? – шепотом спросил Реньяр.
Я кивнул, не доверяя более своему голосу. Он стянул бриджи, бросил их в кресло возле камина, следом туда же отправились чулки.
- Ложиться?
Заскрипела кровать, я подвинулся, давая ему чуть больше места.
- Целовать, надеюсь, не будете? – Реньяра трясло, улыбка его была вымученной.
- Почему не буду? – я повернулся на бок, провел пальцами по гладкой щеке. – Вы красивы, Этьен.
- И предпочел бы находиться подальше от вашей спальни.
- Увы, - улыбнулся я, ничуть не жалея. Коснулся губами его губ, тронул языком, отстранился. – Как вам больше хочется? Нежно, грубо? У меня нет намерения сделать вам плохо, только хорошо.
Реньяр вздохнул.
- Лучше быстро.
Я откинул одеяло, повалил гостя на подушки и поцеловал. Глубоко, пылко, горячо, вынуждая ответить. Перевернул его на живот, достал заранее приготовленное масло, налил Реньяру между ягодиц, растер.
- Я презираю вас, - прошептал он, когда я стал входить. Пальцы на ногах свело от острого наслаждения. – Ненавижу.
- Ох, - только и ответил я. И стал двигаться.
- Вы гадкий, - толчок, - мерзкий, - еще толчок, - я вызову вас на дуэль и…
- Молчите уже, - прохрипел я, держась из последних сил.
- Бог накажет вас…
- Да заткнитесь уже, - я сильно дернул его за волосы, заставив запрокинуть голову. – Не хочу оконфузиться.
- Развратник, - прошипел Реньяр, ввергая меня в пучину наслаждения. Я сжал его бедра, не заботясь о том, что на сливочно-белой нежной коже останутся «говорящие» следы моих пальцев.
- Ненавижу…
- Повторяетесь, - со смешком сказал я.
Он пошевелился, попытался встать, но скривился и лег обратно.
- Мы на сегодня еще не закончили, - прошептал я, наслаждаясь данной мне властью. Ах, как же сладка она была!
- Я убью вас, - с твердостью в голосе сказал мой визави.
- Не убьете, - столь же уверенно ответил я. – Во-первых, тогда вместо счастья с любимой вас ждет гильотина, а во-вторых, без меня у вас тем более нет шансов.
Он вздохнул.
========== Глава 3. В ожидании письма ==========
От наслаждения неотделима боль.
(Пьер де Ронсар).
Ничто никогда не возбуждало меня более, чем власть над другим человеком. Когда один взгляд, одно движение бровей способно опустить на колени, заставить молить о внимании, о ласке, о боли.
Реньяр был дикарем. Не знавшим любви дикарем. Я видел, как сладки ему мои ласки, слышал его сбившееся хриплое дыхание, тихие стоны, чувствовал, как покрывается испариной его стройное тело, как выгибается спина, приподнимается зад. Он хотел меня и ненавидел за это. За то, что я показал ему любовь плотскую, отличную от той, что он питал к моей любезной невесте. За то, что волновал его.
Я заставил его приходить ко мне каждую ночь. И еженощно со стоном изливался в него под сладкое «ненавижу».
- Вы не умеете радоваться жизни, Этьен, - я гладил его обнаженное бедро, теребил волоски в паху. – Не цените мгновения. Живете мечтами о светлом будущем, не замечая, насколько прекрасно настоящее.
- Оно вовсе не прекрасно, мсье, - ворчливо отзывался он. Несмотря на разрешение в спальне звать меня по имени, он словно нарочно называл меня исключительно «мсье». – Я ненавижу вас. Если бы от вас не зависело счастье моей любимой, я убил бы вас.
Его ответы меня ужасно забавляли.
- На дуэли? Боюсь, не вышло бы, любезный. Или вы подкрались бы ко мне, как вор в ночи, - я кончиками пальцев коснулся его груди, приласкал шею. – И закололи ножичком для льда?
Реньяр часто дышал. Пожалуй, пора было переходить к следующему этапу развлечения.
- Мне кажется, вы просто дразните меня, - прошептал ему в ухо. – Дразните и возбуждаете. Знаете, что бывает с теми, кто смеет дразнить офицера королевской армии? – он закусил губу и покачал головой. – Их наказывают. И я накажу вас, Этьен.
Он перевел на меня затуманенные глаза и прохрипел:
- Как, мсье?
- О, вам понравится. Ложитесь на живот.
Он посмотрел недоверчиво, но повернулся, представив моему взгляду удивительной красоты ягодицы.
Я помню, как был выпорот впервые. Как держался из последних сил, стараясь не кричать, как кусал губы, как хотел орать о своей ненависти, на деле же лишь хрипло постанывал каждый раз, когда огромная ручища моего командира, графа де Блуа, опускалась на многострадальный зад.
«Нет ничего лучше хорошей порки, - говаривал он. – После нее мальчик обычно расслаблен и послушен».
Со мной вся его стройная, годами проверенная теория дала сбой. Я не был расслаблен, не стал послушен. Едва он спихнул меня с колен, чтобы поставить на четвереньки, как я вскочил и опрометью, на ходу натягивая штаны, вылетел из его походного шатра. В глазах стояли злые слезы, зад горел. Казалось, в ту ночь меня можно было выпускать на врага без оружия. Откуда мне было знать, что своей непокорностью я лишь провоцировал его? Возможно, прими я его внимание как должное, он очень скоро остыл бы, выбрав себе другого. Но я сопротивлялся, тем самым сделавшись его наваждением.
Он ломал меня, унижал, понимая, что измываясь надо мной, унижает в первую очередь себя. А я, к своему стыду, стал получать удовольствие. От нашего общего унижения, нашей общей боли.
- Что вы собираетесь делать? – хрипло спросил Реньяр. Я оглаживал подушечками пальцев нежную, словно шелк, кожу, предвкушая, как скоро на ней появятся ярко-красные отметины от моей ладони.
- Выдыхайте, - шепнул. И в первый раз опустил ладонь.
- Ох, - Реньяр вздрогнул. Попытался подняться.
- Лежать! Я вас не отпускал.
- Вы сумасшедший.
- О, нет. Думаю, десяти сегодня будет достаточно. Расслабьтесь. Зажимаясь, вы причиняете себе ненужную боль.
Я ударил снова. Реньяр дернулся, но смолчал, лишь пальцы сжались в кулаки, комкая подушку. И снова, и снова.
- Десять, - погладил нежно отметины – красиво получилось!
- Ненавижу, - он уткнулся лбом в подушку. – Как я вас ненавижу.
- Это хорошо, - прошептал я, наклоняясь, чтобы коснуться горящей кожи губами. – Нет ничего хуже равнодушия, Этьен. Равнодушие в зародыше способно убить любые чувства.
- У меня нет к вам чувств, - в голосе его, приглушенном подушкой, все еще слышались слезы. Бедный мальчик.
- О, у вас есть, - я целовал его ягодицы, гладил поджавшиеся яички. – Встаньте на четвереньки, - потянул за бедра, понуждая.
Порка и слезы опустошили его, он стал словно воск в моих руках. И я терялся в ощущениях, наслаждался в полной мере, умирал и воскресал, и умирал вновь.
Де Блуа, мой командир, не был мне другом. Однако занимал в моей душе места гораздо больше, чем мне бы хотелось. В нем сосредоточилось все то, что я ненавидел. И что любил. Моя растущая зависимость пугала меня. В те ночи, что он не звал меня, я страдал. Казалось бы, должен был рыдать от облегчения, но нет, наоборот. И ревновал, когда думал, что он на кого-то меня променял. Ему нравилось меня дразнить, показывать, что я – его собственность, что не могу без него. Я смеялся ему в лицо, проклинал, а он все видел, все знал.
- Мой милый Анри, - говорил он после акта любви. – Вы так юны и неопытны. Вы еще будете благодарить меня.
- Никогда, - горячо шептал я в ответ, прижимаясь крепче.
- Глупый, глупый мальчик. Вас ждет блестящее будущее, но для него вы должны быть гибким не только физически.
В моменты, когда он выставлял себя моим благодетелем, я особенно остро ощущал сжигавшую меня ненависть.
- Гордыня – грех, мой мальчик. Но я заставлю вас забыть о ней.
И он заставлял.
Когда я лизал его ноги, его пенис, его зад, то думал о том, что когда-нибудь убью его. И представлял тысячу и один способ осуществления мести. Представлял, как он будет ползать передо мной на коленях, умоляя взять его или хотя бы выпороть, а я попользую его и отдам на потеху солдатне. Удовольствие мое в такие моменты было особенно острым.
Не знаю, к счастью ли, но не мне суждено было оборвать нить его жизни.
У де Брази продолжалось без изменений. Я все так же ночами имел Реньяра, днем же изображал перед графом и графиней идеального жениха для их дочери, вгоняя ту в краску смущения.
- Когда же? – только и спрашивала она, едва мы оставались одни.
- Скоро, - отвечал я. – Скоро.
Я ждал письма. Слухи о скорой войне не были более слухами, и я со дня на день ожидал вызова в полк, собираясь прикрыть им исчезновение Сабрины с Реньяром.
Реньяр мне уже в некоторой степени наскучил, его деланное сопротивление, норовившее рухнуть после первого же поцелуя, его томные взгляды, пугавшие меня своей откровенностью вне спальни – все говорило о том, что фарс пора кончать. Сдавшийся, принявший меня над собой, он более не был мне интересен. Но сначала я должен был довести задуманное до конца.
Мы с Сабриной гуляли по саду. Я взял в руку ее маленькую ладонь, поцеловал нежно.
- Сердце мое, совсем скоро мы расстанемся навсегда…
Она смущенно опустила голову, но руку вырвать не пыталась.
- Вы свяжете свою жизнь с мсье Реньяром.
- Я мечтаю об этом дне, - тихо ответила Сабрина.
- Я тоже. Ведь ваше счастье – все для меня.
- Вы – святой, Анри.
Я промолчал.
- Не знаю, как благодарить вас.
- Пустое. Но сначала, душа моя, я хотел бы убедиться, что ваш избранник достоин вас. Хочу быть уверен, что вверяю вашу добродетель в сильные мужские руки. Готовы ли вы помочь мне организовать нашему дорогому другу небольшую проверку?
Разумеется, Сабрина согласилась. Я ведь не объяснил, в чем она будет заключаться.
Ровно в час пополуночи, когда мы с Реньяром обессиленные лежали в постели, раздался стук в дверь.
- Боже, - вскрикнул он, вскакивая. – Кто это может быть?
- Сабрина, - не двигаясь, ответил я.
- Как? Зачем? О, я пропал! – он раненым зверем заметался по спальне, собирая свою одежду.
- Откройте ей, Этьен. Негоже заставлять мадемуазель ждать за дверью.
Он кое-как натянул бриджи, накинул сорочку и, нервно кусая губы, распахнул дверь.
- Счастье мое? Ты, здесь, в столь поздний час? – счастье огромными от страха глазами смотрело на растрепанного любимого, а я коварно улыбался, предвкушая.
- Почему вы в таком виде, Этьен?
- Мадам, - крикнул я с постели. – Проходите, мы не обидим вас.
Она колебалась, стоя на пороге. На какой-то миг мне показалось, что она развернется и убежит. Но нет, вошла.
- Реньяр, заприте дверь. Мадам, присядьте в кресло.
- Зачем вы позвали меня? – дрожа всем телом, спросила моя невеста.