Неделя. Целую неделю он выцеживает из себя любую мысль об этой бродяжке, как если бы мысли были змеиным ядом, который медленно травит его, превращая кровь в жидкий и густой огонь.
А Рыжему насрать. Просто по барабану.
Последнее, что сделал Рыжий — пихнул его плечом хорошенько, со всей дури. И всё, больше ни одного прикосновения, ни одного слова, ни одного взгляда. ХэТяню хочется взять его за плечи, приложить спиной о стену и заорать: “ну и хер с тобой, урод!”, но всё что он делает — задерживает дыхание и смотрит, как ненормальный, каждый раз, когда Рыжий появляется на другой стороне коридора или спускается по школьным ступенькам.
— Ты больной, — серьёзно говорит ХэТянь своему отражению в зеркале.
У него тёмные провалы под глазами и мокрое лицо в пресных каплях. Во рту вкус пасты, а на шее висит полотенце. В огромной ванной он кажется ещё более одиноким, чем на самом деле.
Он покупает себе каждый день новую жрачку, выкидывает несвежую, разогревает в микроволновке бич-пакеты. Он знает, как пройдёт его вечер заранее, открывая глаза утром.
Это не хорошо.
Это очень, очень, очень хуёво. Он очень болен, кажется, раз такие расклады вдруг возникают из ничего. Он всерьез задумывается записаться на приём к психологу и ничего не говорит матери, которая в субботний семейный ужин заботливо убирает волосы с его лба и целует в висок.
“Всё хорошо, милый?”
“Да”.
Всё заебись, мам.
В воскресенье он приглашает к себе девчонку со школы, и они здорово проводят вечер. Ничего эдакого, просто… хороший вечер. С фильмом на огромной плазме, лизнёй, слабоалкоголкой и всем этим. Ну, вы понимаете, они же не дети.
Утром он выкидывает несвежую жрачку и снова говорит со своим отражением. Ничего, блин, не меняется.
И он сплёвывает в раковину зубной пастой так яростно, будто хочет проплюнуть её насквозь.
А через неделю полной задницы случается эта херня.
Цзянь нарывается на Рыжего в коридоре, толкает или на ногу наступает — ХэТянь так и не понял, что у них там произошло. ХэТянь был бы рад ничего не слышать об этой потасовке, но…
Он не контролирует мысль, которая тут же становится оформленной: а ведь у Рыжего только зажила губа. Он гонит её из головы, рисуя на листе бумаги острые зигзаги, случайно пропуская слова учителей мимо ушей.
Результат никогда не оправдывает ожиданий.
Всё происходит быстро.
Почти так же быстро, как их первая встреча. ХэТянь даже почти не успевает осознать, что Рыжий — вот он, руку протяни, и можно оттащить его от Чжаня, который, конечно же, как верный рыцарь, кинулся защищать своего дружка. Всё заканчивается очень быстро.
Камень, блеснув бурым и влажным боком, падает на асфальт.
Чжань без сознания — с мокрой раной за ухом и стремительно белеющим лицом — губы его как-то слишком быстро и слишком уверенно ударяются в синеву.
У Рыжего кровь хлещет из разбитого носа, он влажно шморгает, но внимания не обращает, кидается к Чжаню. Пачкает его одежду тёмными дорожками капель.
— Дебил ты! Кто ж башку подставляет!
А потом резко оборачивается.
Сердце падает, потому что он ловит фокус на лице ХэТяня. Впервые за семь дней долбаного локального сумасшествия и разговоров со своим отражением. Смотрит прямым, на удивление сосредоточенным и собранным взглядом, от которого ХэТянь впадает в секундный ступор.
Мысленная мёртвая петля.
Он не романтик, но чувствует, как асфальт под ногами тронулся и медленно поплыл вниз, как лифт, от одного сраного взгляда. Первого за неделю.
А Рыжий рывком вытирает льющую из ноздрей кровь, рявкает:
— Не стой столбом, скорую вызывай!
ХэТянь хочет огрызнуться в ответ, но молчит. Переводит взгляд.
Чжань лежит, откинув голову назад. Цзянь И цепляется пальцами за его футболку, бормочет что-то неразборчиво. Рыжий уже отвернулся — одной ладонью упирается в колени, другую жмет к лицу. На асфальт течет прямо сквозь пальцы.
Глухо бормочет:
— Сука.
И, кажется, к ним уже спешит кто-то из преподавательского состава.
ХэТянь моргает, возвращается в действительность, выпадая из странного и несвойственного ему анабиоза.
Торопливо достаёт мобильный, набирает короткий номер, подносит к уху, ловит себя на мысли: а губы у Рыжего целые.
...в госпиталь забирают их обоих.
Версия для полиции: парни сваляли дурака — ни правых, ни виноватых, обыкновенная драка.
Шутка — конечно, никакой полиции не было. Чжань даже сотрясения не получил — только небольшая дыра в башке. Что там у Рыжего, ХэТянь не знает. Он лежит на своей огромной кровати и говорит с Цзянем по телефону, пока тот сайгаком скачет в больницу к Чжаню.
— Может быть, — говорит ХэТянь, придерживая телефон рукой и глядя в потолок, — он когда-нибудь научится не вмешиваться, куда не просят. Спроси у него. Может, ему хочется пожить ещё немного. Ну, знаешь, в добром здравии, для разнообразия.
— Я спрошу… — задыхается в трубку Цзянь. Он плохо соображает — мыслями, наверное, уже рядом с пищащим автоматом и резиновыми трубками, воткнутыми в вену Чжаня.
Где-то по ту сторону микрофона сигналит машина. Громко взвизгивают тормоза.
— Осторожнее. Или хочешь на соседнюю от него койку?
— Я не… задумывался над этим.
— Хочешь довести Чжаня до инсульта? Он получил все предназначенные тебе тумаки, а тебя сбила машина? Как-то безответственно для человека, который в два часа ночи сорвался из постели по одному зову своего…
— ХэТянь… — судя по ветру, шумящему в динамике, Цзянь и не думает сбавлять скорость, — скажи… я идиот, да?
ХэТянь замолкает и прикрывает глаза свободной рукой. Ему хочется улыбнуться, но кажется, что эта улыбка получится болезненной. В груди почему-то дерёт, как будто песок рассыпали.
Цзянь и Чжань — это слишком простая и понятная для него история.
— Да, — отвечает ХэТянь. — Полный идиот.
Куда меньший, чем я, кажется.
— Хорошо, — выдыхает тот.
Судя по тому, что шум в трубке успокаивается, он уже около больницы. Шмыгает носом и повторяет:
— Хорошо.
</p>
<p align="center" style="box-sizing: border-box; max-height: 1e+06px; margin: 0px; color: rgb(0, 0, 0); font-family: Verdana, "Open Sans", sans-serif; font-size: 16px; background-color: rgb(246, 236, 218);">
***</p>
<p>
— Ты не поверишь, кого я встретил вчера в “Тао-Тао”!
Вот первое, что говорит сегодня утром Йонг, догоняя его на ступеньках школы и закидывая руку на шею.
Сейчас ХэТянь смотрит на блеклую деревянную вывеску “Тао-Тао” и находит десятитысячную причину, почему прямо в эту секунду лучше всего будет развернуться и отправиться обратно в школу, но не двигается с места. Сидит на лавке сбоку ото входа, закинув ногу на ногу, и смотрит.
— Что ты забыл в “Тао-Тао”? — спросил он у Йонга, пока они поднимались в класс.
— Ма сказала, что у Су появился очередной ухажер, который отвел её туда на ужин. Но не в этом соль! — Глаза Йонга загорелись с новой силой, словно новость, которую он хотел сообщить, стоила по меньшей мере тысячи юаней. — Там был тот придурок!
Сейчас время обеденного перерыва, поэтому мимо то и дело проходят мужчины в костюмах и женщины с картонными стаканами кофе. Воздух пахнет оживленным городом и горячим асфальтом, а солнце сквозь листья почти не слепит — так, осторожно касается то скул, то подбородка. Хочется закрыть глаза, но ХэТянь смотрит в широкую затемнённую витрину. Отсюда видно барную стойку и стол, за которым обедает немолодая пара. Остальное пространство кафе съедают солнечные блики.
Эта аллея никогда ему не нравилась как раз из-за вот таких забегаловок, раскиданных повсюду. Они ассоциируются с безвкусной пищей и холодным чаем.
— Какой придурок? — ХэТянь поставил свою сумку у парты и сел, кивая одноклассницам. Те привычно расплылись в улыбках и начали хихикать, бросая на них косые взгляды.
Йонг уселся на своё место впереди, оседлав стул и ухватившись за спинку руками.
— Тот рыжий тип, с которым ты столкнулся у питьевого фонтана! Ну?! Вспомнил?
Бах.
— А. Этот.
— Идиот, которого отстранили на неделю от занятий за то, что он устроил драку около спортивной площадки! Он был там!
ХэТянь быстро облизал губы, достал из сумки тетрадь и пробормотал:
— Ясно.
Йонг сильно наклонился вперёд, заговорщически скалясь.
— Он там работает, — севшим от переизбытка эмоций голосом зашептал он.
— Ого, — ХэТянь заставил себя улыбнуться в ответ и вычистить голос от любых эмоций. — Ну, я от него большего и не ожидал.
— Какая же должна быть жопа с деньгами, чтобы идти подносы тягать, ты прикинь, чувак!
ХэТянь с каменным лицом наблюдает, как человек с рыжими волосами, цвет которых не скрадывает даже тонированная витрина, подходит к столу с клетчатой скатертью, чтобы забрать грязную посуду.
ХэТянь не шевелится, не моргает, чувствует только, как ускоряются удары сердца в груди. Возможно, какая-то его часть хочет, чтобы его наконец-то заметили.
Возможно, он ради этого пришёл. Чтобы Рыжий предпринял хотя бы что-то, кроме своего осточертевшего тотального молчания.
Честно говоря, у Хэ Тяня есть план.
Он уверен, что это сработает. Что всё вернётся на круги своя.
Подохнет инстинкт раззадоренного охотника, который раз упускающего хитрого лиса.
Уязвленного породистого пса, которому не ответила на лай хромая дворняга.
Вроде бы — не очень уж и надо было, в лесу ещё тысяча лисиц, вокруг ещё миллион необлаянных дворняг. Но мысль жужжит в голове жирным шершнем: тебя натянули. И это недопустимо. Ведь у Хэ Тяня есть своё маленькое правило: ему никто не отказывает.
Все хотят общения с ним. Все хотят его.
Это даже смешно.
Но он не улыбается.
Смотрит, как открывается дверь бокового выхода “Тао-Тао”.
Мужчины в костюмах и девушки с картонными стаканами внезапно исчезают, весь парк вымирает, или чёрт знает, почему, но, глядя на вышедшего с двумя здоровыми мусорными пакетами Рыжего, ХэТянь чувствует себя как вилка, воткнутая в раскрытую ладонь. Он здесь один.
Точнее, они. Вдвоём.