Старшему брату, конечно, хочется, чтобы все придерживались одного типа поведения, чтобы все были «хорошими». Но и это утопия. Мир такой, какой он есть, и в нём для сохранения баланса, необходимо разное. Но человек привык судить окружающий его мир по своим, узким меркам. И хоть этот мир создан не человеком, это всё же самое лучшее место для его бытия и духовного роста. Для каждого найдётся место для созерцания и медитации.
А пока Ване приходилось лежать на своём месте и смотреть, что происходит вокруг него в камере, где жизнь текла и развивалась в своём, слегка приблатнённом ключе.
Поддерживал отношения и общался наш герой в основном с двумя персонажами: Гошей и Модным.
Гоша был явным пересидком, отменным спортсменом и потомственным переростком. Вес – под 120 килограммов, рост – 2 метра. Бешеные глаза на выкате и грозный вид воина-язычника.
Он не курил, ежедневно занимался спортом, обливался холодной водой, и даже три раза в день набожно выставлял на тумбочку иконки и молился. Ваня чуть было, по своему легкомыслию, не начал вместе с ним молиться христианским богам (вернее, иудейским богам), но вовремя одумался (И вы, граждане и гражданки Великой России, тоже почитайте книги и хорошенько подумайте, прежде чем лизать лапы толстобрюхим мошенникам вместе с московской хамелеоновской публикой).
Постоянная жизнь в камере учит думающих сидельцев видеть своих сокамерников насквозь. Вот и наш Ваня пытался поглубже проникнуть в мутноватую Гошину сущность. На вид вроде явно положительный герой, но что-то в нём было не так, как должно быть у искреннего человека… И эта показная набожность… А, может быть, это Ваня, наш герой, сам не был образцом для подражания? Если что-то не соответствует нашему пониманию, может надо просто менять своё отношение к этому внутри самого себя?
Иногда они вели поверхностные дискуссии об истинной сущности Бога. Спорили о родной вере наших предков, и о вере христианской, навязанной нам, Русам-арийцам, чьей-то злой волей. Но Гоше, видимо, было легче жить с молитвой, чем без неё. А может, ему просто хотелось показать, что всё у него серьёзно. А как он яростно и истово молился! (Впрочем, как и все наши церковные продувные лицемеры).
Ваня прекратил что-то доказывать ему и в чём-то убеждать. Пусть молится и ждёт с небес на свою голову иудейской манны!
Но если честно, Гоша уже тогда из-за своей показной духовности не внушал нашему герою большого доверия. Но человеку свойственно ошибаться, и только жизнь всё расставляет по своим местам, а беспристрастное время покажет, кто есть кто.
А вот Модный, наоборот, на вид был очень уж прост, иногда даже казалось, что он сам старается казаться глуповатым (с таких спрос всегда меньше). Он рад был подражать другим, лишь бы общаться и быть единым с коллективом, чувствовать себя не совсем пропащим. Посадили его за злостное употребление наркотиков, когда его чувства и эмоции буквально омертвели, а сейчас, как только он немного отошёл от тлетворного влияния современной фармацевтики, ему, уставшему от саморазрушения, захотелось жить с небывалой силой в покое и душевном равновесии. Ему нравилась дружественная обстановка без искусственного накала страстей. И он старался всячески её поддерживать, даже жертвуя порой своими интересами ради общего благополучия. Ваня вообще никогда не видел его раздражённым.
Всё-таки человек – уникальное творение Высших сил. Как он при переходе из одной среды в другую умеет быстро перестраиваться! А может быть, такие переходные стрессы просто необходимы человеку, чтобы он не утонул окончательно в болоте повседневности, чтобы его внутренние силы перестраивались, мобилизовались, и он посмотрел на свою жизнь с другой стороны, и, может быть, стал лучше. А в новой среде, в обществе новых людей, каждый старается быть лучше… Поэтому он начинает цепляться за всё самое лучшее, что есть в его распоряжении. Он, как змея, готов поменять свою кожу, а как человек пытается переродиться духовно, подняться на более высокую ступень познания.
У Гоши и Модного были семьи, работа. Всё вроде бы было нормально, но или внутренняя неудовлетворённость или какие-то злобные потусторонние силы вырвали их с насиженных мест и погнали совершать запретные, но манящие действия и поступки. Для чего? Чтобы потом раскаяться и остаться такими же?... Да, неисповедимы пути Господни!
Вот так они и жили: присматривались, общались, но в общении были осторожны и держали друг друга на некотором расстоянии, потому что тюрьма-старушка учит своих постоянных обитателей не верить никому. И совсем не надо быть ясновидящим пророком, чтобы разглядеть за расплывчатой наружностью сущность человека, тем более, когда у всех в камере особый статус. Все всё понимали, и только делали вид, что играют в тюрьму и живут по её суровым правилам.
Пока наши герои на тюремных нарах разбирались в собственных душевных коллизиях, их благоверные, не покладая рук и порой в тяжелейших условиях зарабатывали средства на передачи для своих непутёвых половин, простаивали в очередях, чтобы порадовать своих любимых супругов. Женщины при этом проявляли просто невероятные стойкость и мужество. Может быть, наш мир и меняется далеко не в самую лучшую сторону, но настоящие, прекрасные женщины, к счастью хронических зеков, ещё есть. Они не теряют надежду и веру в своих, прямо скажем, не очень надёжных мужчин, и готовы идти за ними до конца.
Слабо верится, что, окажись всё наоборот, у здешних мужчин найдётся столько веры, терпения и преданности своим выбранным идеалам. Мужчина и женщина – существа разные, но они необходимы друг другу для создания единого целого. А вот христианство не всегда относилось к женщинам как к равноправным созданиям. История инквизиции – прямое тому доказательство. Библия безапелляционно утверждает, что бог создал человека «по образцу и подобию своему». А если так, то и у бога должно быть всё, что есть у человека. А наличие этого всего автоматически подразумевает наличие папы и мамы, братьев и сестёр, жён и детей, внуков и правнуков. И как всё это совместить с принципом единобожия? Материальное может создать только материальное, а духовное, соответственно, духовное (Вопрос: зачем наши прокремлёвские идеологи так цепляются за заведомо мёртворождённую религиозную ложь?).
Все библейские истины казались нашему герою какими-то наивными и глуповатыми детскими сказками. Ну, ладно, раньше, когда человечество было на более низком уровне развития, религиозные деятели, сами никогда не верившие и не верящие – в ту дурь, которую они проповедуют малообразованной тёмной массе, могли спокойно внушать наивному обывательскому стаду выгодные им самим принципы жизни. А сейчас-то, при высоком уровне развития науки, зачем наша «номенклатура» продолжает лизаться с заведомыми мошенниками и прохвостами? Вот наш народ возьмёт и внимательно прочитает все книги. Куда тогда побежит наша многократно перекрашенная «номенклатура»? – Наверное, в баню (Скоро они будут бегать в эту «баню» каждую неделю).
Для Вани религия всегда была спорной темой. Ну почему верующий называет себя «рабом божиим», а руки целует не Богу, а церковным служителям, то есть плутоватым самозванным посредникам, толкователям и захребетникам?
Ване давно уже опостылело рассуждать и спорить на такие темы, потому что всё обычно заканчивалось бездоказательным и истерическим словоблудием новых апостолов «духовного возрождения» (Они же – бывшие «коммуняки» и комсомольские шестёрки). Он постановил верить только в самого себя, и укреплять своё тело как храм своей бессмертной Души. Настоящий Человек должен быть сильным, крепким и хотя бы немного возвышающимся над процветающим окружением. Он должен непоколебимо верить в свою правоту и беречь, охранять и защищать своё Отечество и свой Народ.
А реальная жизнь продолжалась (вот её как раз ни остановить, ни поернуть вспять Невозможно). И в этой жизни у каждого – своё предназначение, своя судьба и свой путь. Пока Провидение свело их в одной общей камере. У всех – особый режим (хорошо хоть срока небольшие). Скоро каждому придётся ехать в «свой» лагерь, а по московскому распределению окно для особого режима открыто только в Омск. С одной стороны хорошо, что рядом с домом: всего 12 часов езды, но с другой… ничего хорошего. Об омских режимных лагерях все говорили только одно: беспредел и насилие.
Ваня старался об этом не думать: на всё воля Небес. Омск так Омск. Люди везде живут… он тогда даже и не представлял, что их там ожидало, что им придётся пройти, и что они узнают об этой, нашей жизни.
Время летит незаметно, и с каждым днём дело всё ближе двигалось к этапу. Думали и гадали наши сидельцы, рассуждали, строили планы, по разным источникам узнавали за Омск, но утешительного было мало…
Первым на восток отправился Гоша. Как всегда неожиданно с утра назвали его, и сразу начались сборы, ажиотаж предстоящего расставания. Прятали сим-карты, телефоны в надежде, что позвонит из Омска и хоть немного прояснит обстановку.
Дверь камеры захлопнулась за ушедшим Гошей, и в ней сразу воцарилась утренняя тишина, прерываемая только отдалённым стуком шлёмок – шла подготовка к завтраку. Баландёры всегда просыпаются первыми и готовят свои промасленные телеги для развоза пищи.
Ваня лежал на своём шконаре, устремив застывший взгляд в затуманенную неизвестность. Ему очень хотелось перепрыгнуть через время и заглянуть хоть одним глазом в своё будущее. Замерла душа его в тревожном ожидании этого неизвестного будущего.
Его-то хоть немного согревали мысли о жене, которая всегда была в сердце и по первому зову готова была поехать за ним хоть на Крайний Север… Если рядом с тобой есть такой человек, готовый ради тебя пожертвовать даже собственной жизнью, то стоит жить.
Но Ваня знал и то, что многие его сокамерники были наглухо забыты и своей роднёй и своими бывшими «любимыми».
Не знаем мы, человеки, тайный смысл и истинное предназначение своего временного пребывания здесь, на этой земле. Можем только рассуждать, предполагать и гадать на кофейной гуще… А, может, в нашей жизни вообще нет никакого смысла? А все мы – только чей-то неудавшийся ползучий эксперимент, забытый на краю Вселенной и болтающийся зачем-то между Меркурием и Юпитером?
Как всё-таки мы, люди, мало знаем о самих себе! Но коли уж так получилось, что мы оказались здесь, на земле, приходится жить и идти дальше с верой в свою Судьбу, в мудрость вечной жизни и щедрость Природы. Только эта вера даёт на какое-то время душевный покой, волю и силу, чтобы пройти все предстоящие испытания.
И наш герой тщательно и упорно к ним готовился. Он избавился от всех вредных привычек, которые делали его слабым и уязвимым. Он бросил курить, каждый день укреплял и закалял своё тело. Он готовился к ожидающей его неизвестности. А там уж пусть будет то, что будет.
Незаметно пролетели ещё две недели. Звонка от Гоши они так и не дождались и по-прежнему оставались в состоянии напряжённого ожидания. Самое лучшее – это всё-таки свой собственный опыт. Пришла пора отправляться за этим опытом и нашему герою.
Сокамерники с Модным во главе собрали Ваню в дальнюю командировку как полагается: «от граблей до кораблей». Все они были крайне расстроены предстоящей отправкой Вани, который вносил в их однообразное и жалкое существование какую-то ободряющую энергию жизни. У всех на лицах грусть и печаль расставания. Больше всех переживали Ширшик и Модный, которые за это время крепко привязались к общительному и эрудированному Ивану. Они стали – безо всякой мурки – почти родными братьями. Что-то простое, но одновременно и неведомо-таинственное объединяло их такие разные жизни. Эти трогательные и приятные минуты товарищеского общения позволяли им не чувствовать себя одинокими и забытыми. Возможно, Государство и общество и оттолкнули их, но они не обозлились, не затаили в душах своих жажду мести, но остались людьми (которых ждёт впереди мрак неизвестности).
– Иванов, готов? – услышал Ваня через дверь окрик корпусного. – через пять минут придём за тобой.
Ваня внимательно оглядел своё временное пристанище, эти успевшие стать родными и близкими сероватые арестантские лица, которых он почти наверняка больше никогда не увидит. Они, эти разные люди, за время, проведённое вместе в ограниченном пространстве камеры, успели сдружиться по-братски, спокойно уживались друг с другом, никто никому не мешал, жили в какой-то возвышенной атмосфере взаимного уважения. А ведь все они были матёрыми уголовниками-рецидивистами, но глядя на их суровые измождённые лица, Ваня видел их внутреннюю суть и высокое человеческое естество, бережно сохраняемые ими в самых неимоверно-тяжёлых условиях.
Вот так: через пять минут этап, и эти почти родные лица растают во мраке жизни как призрачные миражи… А что ждёт дальше его самого? Какие люди встретятся на его пути? Но уже со скрипом открывалась дверь.
– Пошли!
Ваня взял свои походные сумки, ещё раз на всех посмотрел, улыбнулся, подмигнул им на прощание и вышел из камеры. Одна реальность сменилась на другую, совсем уж призрачную.
На продоле уже стояло семь человек. Корпусной собирал этапников из оставшихся камер. Всего с их этапа собрали 15 человек, и вся эта живописная кавалькада двинулась на «вокзал» (так зеки называют камеры временного содержания перед этапом, там же их обыскивают). Всего по этапу отправлялось 30 человек. В таких пересыльных тюрьмах каждый день происходит такое непрерывное броуновское движение очумелых от постоянных перетасовок зековских масс. Ваня даже с определённой долей жалости и сочувствия смотрел на сотрудников-вертухаев, которые каждый божий день собирали, обыскивали, словом, «работали с контингентом». Да, работёнка не из лёгких! Но каждый в этой жизни сам выбирает свою судьбу. Такая специфическая деятельность, конечно, отнимает много физических и нравственных сил: нужно рыться в чужих вещах и постоянно орать, направляя людские массы по нужному руководству пути. А зеки у нас все разные: одни из красных лагерей, другие с чёрных на конкретной муре и разговаривают соответственно. Постоянно происходят мелкие разборки, кипиш, выяснения, кто блатней и серьёзней.
– Э-э, начальник, принеси кипяточку! Слышь, шмонай на морозе быстрей и поехали!
А могут и в рожу заехать, если вдруг кто-нибудь по запарке не окажет должного внимания каким-нибудь «высокопоставленным» особам. С ворами вообще грубить нельзя. Разные люди едут по своим делам и по чужим распоряжениям: бродяги, урки, бандюки, пехота, чёрные, красные, петухи, гадьё, словом, встречные людские потоки не прекращаются ни на один день. У одних рассадка, у других лишь мягкая посадка, и под каждого надо подстроиться, чтобы избежать излишних конфликтов. Бесконечные людские потоки движутся туда и сюда: добрые блатные, злые нищие, отморозки, беспредельщики и прочие, не вписывающиеся в рамки так называемого «нормального человека», незаурядные личности с поломанными, но нестандартными судьбами. И всё это происходит каждый день, и, кажется, что это не кончится до тех пор, пока незыблемо стоит этот свет.
Пока шмонают местные, приезжают столыпинские мусора. Эти вообще почему-то постоянно злые как собаки. Вот именно у них можно наблюдать полное отсутствие каких-либо положительных человеческих эмоций. Перевозимые люди для них – просто тела, которые надо доставить по месту назначения. На этих пересадках постоянные столкновения и кипиш, везде кучи грязи, запрещённые предметы, вещи, шнурки, тряпочки, трусы, носки, распотрошённый чай и поломанные сигареты, баулы, сумочки, пакеты, горы мусора и крики, сумасшедшие крики навсегда оторванных от человеческой цивилизации остервенелых «служителей закона»!
Все камеры исписаны приветствиями, пожеланиями, библейскими изречениями, тезисами и призывами: «Колян, братан, я попёр на Барнаул!», «Сонечка – моя любовь», «Верю, жду, помню», «Не верь, не бойся, не проси», «Мы в Аду, и нас окружает Администрация», и всё в таком, поучительном роде.
С притоком новых людей оживают даже эти оплёванные стены и обоссанные углы. Под несмолкаемый гул и мат бодрят знакомые тюремные ароматы: запах чифира, дешёвых сигарет и грязных немытых тел! В одной камере набивается человек 40. Образуются кружки по интересам, вокруг не умолкают разговоры, нервная суета и лихорадочный гомон. Происходят и случайные встречи старых знакомых.
Ваня, в ожидании очередного шмона, зашёл в камеру, огляделся… Ба! Знакомые всё лица! Жук и Бенди, так же как и он осуждены и едут на особый режим. Вот так встреча! Вместе с Бенди он отдыхал ещё на малолетке, а сейчас, почти тридцать лет спустя, они с интересом смотрят друг на друга. На лицах у обоих заметны отпечатки беспристрастного времени. Если раньше, по молодости, их непомерные амбиции и разногласия ставили их на противоположные стороны, то сейчас эти два постаревших человека, уставших от жизни и от её постоянных передряг, рады снова увидеть друг друга. Они – люди старой закалки, умеющие ценить жизнь и все её проявления. И каждый старый знакомый становится теперь родным, родным по перенесённым и предстоящим страданиям.