========== Пролог: Ясный взор детских глаз ==========
Ставни на окнах были плотно закрыты и, хотя на улице едва только начали сгущаться сумерки, в небольшой комнатке было темно, словно вокруг давно царила непроглядная ночь. И только дрожащее пламя пяти свечей в подсвечнике разгоняло черные тени и освещало помещение: за небольшим деревянным столиком сидел крошечный пятилетний мальчишка в невзрачных серых одеждах, доедая суп. Он бы даже сошел за простого ребенка, каких на улицах были десятки, но только на первый взгляд.
У маленького Чарльза Ксавьера была одна отличительная особенность, из-за которой мальчику приходилось так плотно закрывать ставни и вечно прятать ото всех свое лицо. Не говоря уже о том, что его дорогие тетушки не выпускали мальчика из дома без тугой повязки на глазах, которую он мог снимать, только когда точно не встретил бы никого.
Глаза.
Они были настолько нереальными, что увидев их, любой — даже самый темный крестьянин — понял бы, что за существо стояло перед ним.
Они были яснее самого чистого голубого неба, а в полумраке комнаты и вовсе казалось, что они излучали легкое свечение и походили на драгоценные камни, место которым было в королевской сокровищнице, а никак не в темной тесной каморке.
Напротив Чарльза сидела уже немолодая женщина с алыми, словно кровь, густыми волосами и темными глазами, облаченная в столь же простую серую одежду. Она с улыбкой наблюдала за мальчиком и задумчиво крутила в руках кухонный нож.
— Ты обещала рассказать мне, — напомнил маленький Ксавьер, болтая ногами, которые никак не могли достать до пола.
— Если пообещаешь, что об этом не узнают Мойра и Магда, — понизив голос, заговорщически проговорила женщина.
— А почему им нельзя?
— Потому что это очень старая история. Она о таких же, как ты, а они не хотят, чтобы ты о таком узнал.
— Тетя Мойра говорит, что таких, как я, больше нет.
— Возможно. Мы не знаем точно.
— И если мои глаза увидят, то люди закидают меня камнями или продадут священникам из Альт Клута.
— Я рада, что ты это помнишь, — улыбнулась рыжеволосая женщина.
— Еще бы, — Чарльз недовольно надулся, — она мне это каждый день говорит и глаза завязывает. А мне не нравится повязка.
— Она для твоего же блага. А теперь пообещай, что не расскажешь им.
— Обещаю, тетушка Джин, — охотно согласился Чарльз, совсем забыв про жиденький суп, впиваясь зубами в мягкую горбушку хлеба.
— Давным-давно в этой стране было множество людей вроде тебя, с голубыми глазами, способных видеть будущее. Их звали гамаюнами и уважали превыше остальных людей, настолько, что герб страны и по сей день носит их изображение. В ту пору Ирий был маленькой страной и постоянно воевал с соседями, что хотели отнять у нас наши земли. Когда в сражении наш король погиб, его место занял один из советников, тоже гамаюн, пообещав, что соберет сильнейших пророков и с их помощью сможет победить врага. Так к власти пришли Семь Королей. Объединившись, они знали наперед все, что должно было произойти, в самых точных подробностях, дополняя видения друг друга. Под их руководством Ирий побеждал во всех войнах. Но врагов с каждым днем становилось только больше, а отбивать их атаки — все сложнее, даже для гамаюнов. Людей в стране не хватало, сражаться было некому, а границы всегда были охвачены пламенем. И вот тогда, на поле боя, в порыве гнева и злобы, окруженные воинами и смертью, Короли узнали другую сторону своего дара.
— Они не только будущее видели! — удивленно воскликнул Чарльз. Глаза его загорелись немного ярче, а тетушка только поспешно приложила тонкий палец к бледным губам и зашипела на ребенка.
— Тихо! Не шуми, — она мягко рассмеялась. — Вместе Короли стали настолько могущественными и так часто использовали свой дар, что смогли не только видеть будущее, но и менять его. Эта древняя и темная сила жила в каждом из них, и когда сердца их были полны боли и отчаяния, она пробуждалась, делая их сильнейшими созданиями на свете.
— А как они его меняли? Как это сделать? — почти прошептал Чарльз, стараясь вести себя тише. Тетушка склонилась к нему, и алые пряди ее волос коснулись деревянной поверхности стола, мягко заскользив по нему.
— Ты поймешь это. Найдешь в своем сердце среди боли и злости. Когда ощутишь, что все внутри тебя заполняет лишь мрак и ненависть, когда будешь нуждаться в оружии. Эта сила проснется в тебе. Она будет способна уничтожать города и ровнять горы с землей. Ею ты сможешь заставить реки течь вспять и делать ночи бесконечными. Но только если сердце твое будет желать ее более всего остального. И если однажды, когда нас не будет рядом, ты окажешься в опасности, знай, ты сильнее любого из живущих. Ты только должен найти в себе эту силу, — она погладила Чарльза по бледной щеке. Мальчонка нахмурился, о чем-то думая.
— Тетя Мойра говорила, что таких, как я, сжигают заживо. Почему другие тогда не делали так, как ты сказала?
— Они не знали, что могут. Но ты знаешь, — она протянула руку к небольшому медному медальону, висевшему на шее ребенка, и с улыбкой посмотрела на изображение гамаюна. У птицы было человеческое лицо, которое так сильно походило на черты самого Чарльза, что ее воспитанника непременно должно было ждать великое будущее. Она подняла на него взгляд и снова улыбнулась. Глаза ее стали еще темнее, чем прежде.
— А что было дальше?
— Дальше? Ирий стал самой великой страной и занял собой весь материк. Так продолжалось многие годы… — она замолчала, не желая рассказывать Чарльзу всю историю целиком и думая о том, как бы утаить от него некоторые детали. Мальчик смотрел на нее с живым любопытством в своих светящихся глазах. — А затем, когда Королей не стало и Ирием стали править обычные люди, пришел король — на знаменах его извивался ядовитый змей — и уничтожил все. Собрал под своим знаменем войска и снова залил кровью наши земли. Начал убивать всех, кто рождался с сияющими глазами, чтобы никто не смог проклясть его земли. И сейчас его потомок почти победил. Наши земли малы, как никогда, и нет больше тех Королей, чтобы защитить Ирий.
— Я бы мог, — с очаровательной улыбкой произнес Чарльз. Джин погладила его по волосам.
— Ты сможешь. Когда станешь большим и сильным. Я научу тебя, как постоять за себя. И тогда… — вдруг раздался скрип двери, и женщина тут же умолкла, шикнув на Чарльза. — Мойра и Магда вернулись с рынка. Помни, ты не должен рассказывать им о моих словах.
— Я помню. Обещаю.
— Вот и умница, — она поднялась из-за стола и отправилась встречать подруг.
Скоро им придется покинуть и это место и снова бежать от войны, что сжигала их страну день за днем. Поэтому лучше было научить Чарльза всему сейчас, пока он мал, пока объяснить ему все так просто. Пока он не спрашивал о том, почему их земли не плодородны, как прежде, а иссушены. Почему имена Королей и их замков навеки забыты в истории, а народ зовет их не иначе, как безумными или проклятыми. Пусть Чарльз еще слишком мал, чтобы знать настоящую историю, и не станет думать о последствиях, но зато он будет знать о своей силе. Когда-нибудь это спасет ему жизнь. Когда-нибудь, осознав ее, он не будет прятаться так, как приходилось прятаться Джин. Пусть даже ее собственный дар был так слаб и незаметен, что она мало чем отличалась от простого человека. Ведь даже ее лучшие подруги не знали о нем.
Но Чарльз…
Его глаза горели так ярко, что Джин каждый день жила в предвкушении того, когда дар пробудится полностью. И если бы не Мойра и Магда, заставляющие ребенка сидеть тихо, запрещая пользоваться даром, она бы давно попыталась его обучить. Но пока все, что она могла — это рассказывать Чарльзу сказки и ждать, пока он подрастет достаточно, чтобы стать настоящим воином.
========== Глава 1: Гамаюн ==========
Гамаюн — вещая птица с человеческим лицом,
поющая людям божественные песни
и предвещающая будущее тем,
кто умеет слышать тайное.
Со стороны Холодного серого моря доносился пронзительный крик чаек. Обычно этот звук успокаивал и всегда ассоциировался с домом, но в этот раз он звучал тревожно, и Эрик не сомневался, что на месте сражения эти самые чайки успевали поживиться трупами до того, как их убрали. Не таким он видел свое возвращение в родные края.
— Господин, мы оттеснили оставшихся мятежников к пристани и взяли в оцепление, часть из них сдалась добровольно, солдаты выискивают оставшихся, кому удалось скрыться в городе, — отрапортовал молодой командир в стальных доспехах.
Эрик только кивнул ему и оперся о свой окровавленный меч, словно о трость, чувствуя, как начала отниматься раненая правая нога, но все равно оставался стоять прямо. Он еще раз окинул взглядом широкий разрушенный порт, усеянный неподвижными телами мятежников, и все еще мог слышать, как меньше часа назад здесь гремела сталь и звучали предсмертные крики вперемешку с боевым кличем его солдат.
Холодный порыв морского ветра впился своими невидимыми когтями в знамя на крыше здания портовой стражи с изображенным на крепкой ткани стального цвета драконом, окруженным вздымающейся морской пеной, оно яростно развевалось, не собираясь сдаваться хищному натиску и покидать свое «гнездо».
— Беглых убивать на месте, тех, что сдались в плен — в темницу. Завтра устроим показательную казнь, — распорядился Эрик, чувствуя стекающие по лицу капли крови, и только небрежно вытер их, задев глубокий порез, идущий от скулы до виска.
Ему ведь еще предстояло вернуться в замок. Тот черной громадиной возвышался на небольшом утесе, врезавшемся прямо в серые воды Холодного моря. Он все еще хранил в себе призрак былого величия, но словно утратил свой дух. Остался лишь темно-серый холодный камень. Не символ свободной страны, а обычный замок, который за годы войны куда больше стал напоминать сырой склеп. А внутри — запуганные, алчные дворяне, которыми Шоу наводнил все свое королевство. Они были его верными слугами, прикормленными гадюками, оплетшими своими извилистыми телами все крупные города и некогда сильные семьи. Они шептали Шоу обо всем, что происходило в его владениях, и наживались за его спиной на обнищавших землях. Эти твари жили в его замке, окружив себя измученной прислугой, больше похожей на бесплотных призраков. Все, что напоминало об истинном короле Инвернеса — это людская молва да потемневшие, отсыревшие гобелены, на которых еще вилось его семейное древо, да и те давно были запрятаны в заброшенные и сырые пустующие залы, где под толстым слоем пыли гнили остатки былой роскоши некогда богатейшего дома на всем материке.
Раньше это был прекрасный замок, а теперь — неухоженное жилище, стены которого омывались бушующим морем, что когда-то было для Эрика настоящим домом.
Леншерр очистил меч, убрал его в ножны и, оседлав черного боевого коня, направился к родному замку.
Порой самой простой частью службы Шоу были именно сражения, и Эрик готов был снова обнажить свой меч вместо того, чтобы проводить время с советом, решая, как уладить последствия мятежа на оставшиеся в казне деньги.
Сердце его забилось немного спокойнее. Он наконец-то это сделал. Теперь труп Виктора валялся в одном из переулков, ведущих к портовой площади, и если Логан все сделает так, как они условились, то тело не найдут вовсе.
Где-то вдалеке вновь послышался крик чаек, однако на этот раз он перемежался с едва уловимым громом, бушевавшим вовсю где-то за горизонтом, но его разъяренный рык раскатами доходил и до Холодного моря.
— Только бури еще не хватало.
***
Война.
Эрик не помнил, когда ее не было. Начиная от первых детских воспоминаний и заканчивая настоящим временем — все было пропитано кровью и огнем. И во главе этого безумия стоял Шоу, словно в мире не было достаточно земель, чтобы усмирить его амбиции. Не было достаточно виселиц, чтобы перевесить всех его врагов. Не было достаточно крови, чтобы напоить его безумие. Не было достаточно костров, чтобы сжечь всех неверных и недовольных его правлением. Эрик усвоил это еще в раннем детстве, когда кровавый король обратил свой взор на его родной Инвернес.
Тогда ему едва исполнилось шесть лет, но он никогда не забудет бессметное войско, надвигающееся на них с запада черной пеленой, как не забудет полчища солдат на улицах родного города и в стенах замка. Даже сейчас во снах он то и дело слышал шум тысяч ног и крики боли, пронизывающие холодный воздух приморской страны. Рыцари Шоу в королевском зале — последнем пристанище, где остатки гвардии охраняли королеву и ее единственного сына. Дверь разлетелась в щепки с таким грохотом, будто ее выбил не таран, а поразила настоящая молния. Крик матери и густая темная кровь, заливающая грязный пол, выложенный тонкой мраморной плиткой.
А затем подземелья короля, о которых Эрик предпочел бы забыть, но в память они въелись навеки, да и клеймо, выжженное на его правом предплечье, не позволяло сделать этого ни на секунду. Ни единого дня в темноте, ни единого наигранно приветливого и заботливого слова Шоу, что приходил навестить плененного наследника покоренной страны, он не забудет.
Это было больше двадцати лет назад. С тех пор Эрик научился сдерживать свою ненависть и гнев, не кидаться на прутья решетки в надежде вырвать глотку Шоу голыми руками, но слушать и выжидать. Он был вынужден этому научиться. Долгие годы у Шоу было, с помощью чего держать его на коротком поводке. Единственное, что еще было дорого Эрику. Единственное, что у него оставалось — родные земли и его народ. Пусть и на троне Инвернеса он не просидел и десяти минут за всю жизнь. И Шоу наслаждался этим. Леншерр видел это по его глазам: безумный садистский блеск, появлявшийся каждый раз, когда король привозил свою излюбленную игрушку в больной после войны город и показывал отчаянному народу их правителя — несчастного истощенного ребенка, неспособного противостоять его воле.
Ему было забавно не лишать Эрика титула и видеть его страдания. Но еще сильнее развлекало Шоу то, что он мог делать с его землями. Так появился Виктор, которого простой люд прозвал Саблезубым графом. Сюзерен, под стать своему королю взошел на трон Инвернеса, управлял королевством по поручению короля Шоу и «от имени» правителя Леншерра. Он, словно скрытое пламя, оставался в самом сердце государства, и Эрик всегда знал: стоит ему только попытаться противостоять Шоу, и Виктор в тот же час обратит его некогда свободную страну в бесплодную пустошь с напитанной кровью землей и бесконечными пепелищами.
Как часто на званых балах или во время сражений Эрик смотрел на Шоу и думал: гори оно все синим пламенем, пусть он умрет, но заберет его с собой. Как много раз у него была возможность перерезать ему глотку, вонзить меч в сердце, задушить его голыми руками, но каждый раз Эрик воспоминал о том, что последует после, и оставался неподвижен. Он ждал нужного момента и уже думал, что он не настанет вовсе.
На его мече была кровь. Горячая и темная. Она стекала по металлическому острию на вытоптанную землю в том проулке. И даже сейчас Эрик видел эту прекрасную картину. Слышал гул бунта и сражений, но все, что было важно — это огромное обезглавленное тело Виктора.
Он оборвал свою цепь, избавился от глаз надсмотрщика, и, пока еще свобода пьянила его, он должен был действовать. Вернуться на поля сражений до того, как Шоу узнает о смерти Виктора. До того, как воздвигнет вокруг себя всевозможные стены, чтобы спасти свою никчемную шкуру.
— Мой господин? — голос одного из советников отвлек Эрика от кровавого потока собственных мыслей, но он был бы рад утонуть в них вместо того, чтобы возвращаться к реальности и снова выслушивать от совета то, что он и без того прекрасно знал.
Еще мгновение он ощущал запах пепла в холодном ветре, а потом окончательно справился с собой и вновь оказался в широком полукруглом каменном зале с арочными окнами под самым потолком. Свет из них острыми потоками освещал зал совета, его скудную, бедную, в сравнении со столичным убранством, обстановку. Но Эрик не считал, что для разговоров им нужно было что-то больше, чем стол и стулья. Даже гобелен с картой материка был излишним украшением для совета, где обсуждали внутренние дела королевства, а не внешние войны.
— Он не слушает меня и моих советов. Если вы так хотите повлиять на Шоу, то обращайтесь к Страйкеру. Он единственный, кого слушает король.