Гермионе Грейнджер повезло меньше.
Если у неё ещё и были алые ленты, которые она могла вплетать в косы, то теперь они стали совершенно ненужными, потому что волосы Гермионы сгорели дотла.
***
Перси знал: в шоковых ситуациях люди порой начинают себя вести совершенно по-дурацки. И сейчас он на собственной шкуре почувствовал, каково это, пока целители суетились вокруг Гермионы, накладывая заклятие за заклятьем на обожжённую кожу головы. Ведь вместо того, чтобы помогать, Перси сидел на соседней койке, смотрел на побледневшую Гермиону остекленевшим взглядом и думал, что её череп идеален. Нет, вы только представьте: женщина, которую он любил, спасла его, пожертвовав густыми длинными волосами, в которых так красиво смотрелась вплетённая лента, а он до сих пор не обронил ни слова! Напротив, он вёл себя как последний идиот, в оцепенении размышляя, что нет ничего удивительного в идеальной форме черепа Грейнджер: у идеальных мозгов должна быть идеальная оболочка, оберегающая их. Ну не придурок ли?
Перси тряхнул головой и наконец пришёл в себя.
Резко вскочив с койки, он бесцеремонно растолкал собравшихся вокруг Гермионы волшебников и, взглянув в её пустые глаза, произнёс:
– Прости меня! Это я во всём виноват. Я был таким ослом! Ведь если бы не я…
Он замолчал, ощутив, как Гермиона нетерпеливо схватила его за запястье и, очевидно, собрав последние крохи самообладания, пылко сказала:
– Замолчи, Перси! Не трать время на разговоры с «недалёкой», теперь ещё и лысой женщиной, а лучше поговори со смотрителями ангара… Пожалуйста.
После этого её пальцы разомкнулись, а рука обмякла.
Перси заметил, что губа Гермионы слегка задрожала, однако по щеке по-прежнему не скатилось ни слезинки.
Едва выйдя из палатки, в которой располагалось больничное крыло, он от злости на себя саданул кулаком по ближайшей пальме, ожидая, что та как минимум качнётся от силы удара, а может, и даст трещину. Но, видимо, у пальмы были другие планы на этот счёт, а потому Перси сам качнулся и упал на песок, взвыв от боли, как раненая банши.
Он не зарыдал только потому, что вспомнил идеальный череп Гермионы и её ничего не выражавшее лицо, когда ей объясняли, что волосы отрастут до прежней длины только через полгода. И в этот миг Перси ещё раз невольно восхитился этой сильной, потрясающей женщиной, которая совершенно точно достойна его!
Вот только уже в следующую минуту, проанализировав события последних нескольких часов, Перси пришёл к одному досадному заключению. Если бы он не полюбил Гермиону, то не разозлился бы из-за того, что она не приняла его, без сомнения, умелые ухаживания, и, вполне вероятно, не стал бы с ней спорить на повышенных тонах в ангаре. Дракон бы не очнулся и не оставил Гермионе в память о прежней пышной шевелюре лишь обуглившийся ёжик.
Перси тяжело вздохнул и залечил кровоточившие ссадины на кулаке.
Всю дорогу до злополучного ангара Перси Уизли жалел, что полюбил Гермиону Грейнджер, ведь пока что это приносило одни неприятности.
***
Он сделал всё, как она того хотела. Честно говоря, подчиняться кому-либо, в особенности женщине, Перси никогда не нравилось, но он понимал, что иногда лучше потерпеть во имя светлого будущего. Так он и поступил в надежде получить прощение Гермионы: дотошно опросил всех работников магического заповедника, кроме одного – молодого парнишки, что взял неоплачиваемый отпуск пару недель назад.
– Идиота бросила подружка, – не выпуская сигарету из зубов, объяснил «боевик», быстрыми движениями вымывая чешуйчатую кожу спящей самки норвежского горбатого дракона. – Что и неудивительно: я сразу сказал: «Эта профурсетка тебя отымеет и кинет!» Но куда уж мне с моим опытом тягаться с мышлением двадцатилетнего сопляка, а?
«Боевик» раскатисто захохотал, а Перси, нахмурившись, уточнил:
– То есть мистер О`Нил вернётся уже завтра?
– Ну, если не найдёт себе новую заумную истеричку, как его бывшая подружка, – едва успокоившись, с ухмылкой ответил «боевик», а затем добавил: – Одним словом, Вёслый, сам расспрашивай этого придурка. Может, чего полезного и узнаешь.
– Вообще-то, моя фамилия Уизли, сэр. У-из-ли, – произнёс Перси, раздражённо пряча тетрадку со стенограммой опроса в сумку.
– А моя – МакДугал. Мак-ду-гал, – пробасил «боевик», криво улыбнувшись. – И что теперь? Начнём меряться, у кого длиннее?
Перси не стал уточнять, чем именно собрался меряться с ним МакДугал, но подозревал, что говорил тот не про количество букв в фамилии, а потому, густо покраснев, постарался скорее покинуть ангар под заливистый хохот.
Солнце лениво садилось за горизонт и уже почти не жалило обгоревшую кожу (а Перси ведь умудрился обгореть, даже не ступив ни разу на пляж). И в этот миг Перси внезапно увидел вдалеке, за пальмами, возле самой кромки моря, знакомый силуэт. Сердце взволнованно забилось, над верхней губой выступили капельки пота, когда Перси осознал, что по пляжу прогуливалась «женщина с идеальными мозгами».
Единственная женщина, которая была его достойна.
Приосанившись, Перси важно вскинул подбородок и уверенно зашагал в её сторону. Он не видел Гермиону со вчерашнего утра и сейчас, когда он сделал всё, как она просила, считал, что лучше момента, чтобы попробовать наладить их сложные отношения, быть не может.
Она стояла к нему спиной, так что Перси ещё раз смог оценить её идеальную, круглую, такую манящую и вызывающую желание потрогать зад… Заднюю часть головы. Головы, на которой уже отросло несколько сантиметров каштановых волос, что, наверное, не могло не радовать Гермиону и на что Перси было, по сути, плевать: его куда больше интересовало то, что в голове, а не на ней.
– Прекрасный денёк, не правда ли? – осторожно начал Перси, подходя к Гермионе. Он знал, что та сейчас не нуждалась в жалости и словах поддержки да и, скорее всего, предпочитала не вспоминать вчерашний инцидент, так что Перси с деланным равнодушием уставился вдаль. Он надеялся, что Гермиона сможет отвлечься на его мужественный, красивый профиль, а потому слегка прищурился, вытянул шею и постарался принять задумчиво-романтичный вид, какой обычно нравился девушкам. Гермиона молчала, а потому Перси для усиления эффекта вдобавок немного выдвинул нижнюю челюсть, что, несомненно, должно было добавить ещё больше брутальности его образу. Вода накатила на стопы, промочив новые туфли Перси насквозь, но он стерпел это возмутительное обстоятельство, всё ещё ожидая, что Гермиона ответит ему что-то… Что-то особенное, даст какой-то намёк, что всё плохое осталось в прошлом, а в будущем вот-вот взметнётся якорь любви, брошенный на берег надежды. Якорь, уже совсем не беспомощный и глупый, но символизирующий нескончаемое вожделение, томление, страстное желание и…
– Перси, что с тобой? У тебя челюсть свело? – внезапно услышал Перси обеспокоенный голос Гермионы и понял, что пока про «якоря» и «берега» можно на время забыть.
К щекам предательски прилила кровь от обиды и возмущения, однако Перси горделиво повернулся и свысока глянул на Гермиону, которая, похоже, всё не так поняла и не оценила его привлекательность по достоинству.
Пока не оценила.
– Тебе не кажется, что сегодня закат особенно прекрасен? – не собирался сдаваться Перси, следуя советам книги с названием «Десять шагов к обольщению, или Как заполнить котёл любви любой ведьмы зельем из своей палочки сладострастия».
– Нет, не кажется, – вздохнула Гермиона. – Знаешь, мне тяжело оценивать красоту заката после того, что произошло.
Видимо, она всё же поймала сочувствующий взгляд Перси, раз быстро добавила:
– Я имею в виду то, что я изучила твои записи допросов, но пока не нашла ни одной зацепки, а не это, – раздражённо повела она рукой, указав на свою почти лысую голову.
Гермиона кисло улыбнулась и села на песок. Обхватив колени руками, она устремила ничего не выражавший взгляд за горизонт и будто бы совсем забыла о Перси, который тоже собирался сесть рядом, но потом с брезгливостью вспомнил, что в египетских песках неизвестно что может водиться! В итоге, потоптавшись на месте, Перси наколдовал подушку и приземлился на неё, покосившись на Гермиону.
Та молчала и совершенно не обращала на Перси внимания. Почти как всегда. А Перси очень хотелось, чтобы обратила, – тоже почти как всегда. Ведь на самом деле Гермиона Грейнджер нравилась Перси очень-очень давно, можно сказать, со школьных лет, но возможности сказать об этом никогда не представлялось. Да и её отношения с его младшим братом тоже не придавали уверенности для осуществления такого ответственного шага.
Перси замер.
Так, может, вот он – момент, когда стоит рассказать о глубине чувств? Когда ничто не мешает двум достойным друг друга людям быть вместе?!
И он решился.
– Знаешь, Гермиона, я давно хотел тебе сказать… – смело начал Перси, но замолчал, когда Гермиона удивлённо повернулась и посмотрела ему в глаза, отчего у него в голове всё сразу перепуталось. И Перси выдал: – Ты не достойна того, чтобы быть со мною вместе!
Прошла пара секунд, прежде чем Перси понял: он сказал что-то не то, ведь Гермиона смотрела на него, как на полного кретина.
– Ох, прости, я не так выразился… – быстро исправился Перси и в панике добавил: – Ты достойна того, чтобы быть вместе со мною!
Опять что-то не то, если судить по тому, как рот Гермионы слегка приоткрылся, а брови взлетели.
– Что? – нахмурилась она.
Перси чувствовал себя кретином. Или же в этот миг он был им? Гермиона, определённо, считала, что был.
Не дождавшись ответа, она медленно поднялась, а затем, укоризненно посмотрев на него, уже собралась уйти, когда Перси в отчаянии произнёс, глядя на заднюю часть её головы:
– Твоя задняя часть выглядит просто восхитительно, когда на ней нет волос!
В этот момент кулаки Гермионы сжались, и она резко обернулась, выпалив:
– Скажи, это из-за Рона? Ты издеваешься надо мной, оскорбляешь меня из-за того, что я рассталась с ним?!
Перси даже разинул рот от изумления.
– Гермиона, я не…
– Думаешь, это я виновата в том, что мы расстались?! – перебила его Гермиона, шагнув навстречу, отчего Перси откинулся, упёршись ладонями в песок позади себя. – Конечно, если верить газетам, то я просто исчадие ада, просто концентрат зла!
Перси смутно представлял, что такое «исчадие ада», но догадывался, что это нечто явно нехорошее, раз Гермиона сейчас смотрела на него со смесью злобы и горечи.
– Но я же не… – ещё раз попытался начать Перси, но его снова перебили.
– Вот только в газетах вряд ли можно прочитать про то, что Рон считал меня слишком умной для себя. Его не устраивали мои мозги, видите ли! Ему было сложно находиться рядом с таким умом, как у меня! – Гермиона нервно засмеялась, вскинув голову, а затем опять посмотрела на Перси. – Вот он и начал тайно встречаться с той, у которой мозгов не наблюдалось совсем.
Перси казалось, что его накрыла ледяная морская волна. Ведь он увидел в глазах Гермионы слёзы, хотя раньше полагал, что она не умеет плакать. Ведь он услышал то, о чём даже не подозревал… Медленно поднявшись, Перси ошарашенно протянул, взглянув на неё:
– Мой брат – идиот, Гермиона, раз не смог полюбить твои мозги.
Гермиона замерла на какой-то миг, а затем с горечью покачала головой:
– Да кому они вообще нужны, Перси?
Она стремительно зашагала прочь, когда Перси бросился вслед со словами:
– Я люблю твои мозги, Гермиона! А ещё я люблю тебя.
Резко остановившись, она недоверчиво глянула на него из-за плеча, но Перси не дал ей возможности усомниться в своих намерениях.
Перси Уизли сделал то, что давно уже полагалось сделать.
Он поцеловал Гермиону Грейнджер. И Гермиона Грейнджер ответила на поцелуй.
***
Перси был доволен. У него наконец появилось ещё одно воспоминание, которое можно будет прокручивать вновь и вновь, словно кассету, которую вряд ли когда-либо зажуёт. А всё потому, что тот поцелуй был даже лучше рукопожатия и улыбки министра. Тот поцелуй был лучше новости, что он стал Главным старостой Хогвартса. И вообще, тот поцелуй был лучше всех радостных известий вместе взятых… За исключением повышения до главы отдела, конечно. Но, во всяком случае, на данный момент воспоминание о поцелуе было столь ярким, что затмевало всё на свете! И Перси не мог не думать о нём даже сейчас, когда присутствовал на совещании и изо всех сил старался слушать отчёт магических зоологов перед Эдмиусом Круэлом, недавно прибывшим из Англии доверенным лицом министра, о проведённых исследованиях.
– То есть, насколько вам стало известно, самкам драконов было инъекционно введено некое зелье? – уточнил Эдмиус, без особого интереса глянув на спавшего на медицинском столе детёныша норвежского горбатого, вокруг которого столпилось около десятка людей.
– Всё верно, мистер Круэл, – кивнул магический зоолог, и, поправив очки в толстой оправе, принялся объяснять состав зелья, и говорить что-то про антидот, который находился в процессе производства.
Но Перси уже не способен был слушать внимательно, потому как дверь в лабораторию открылась и внутрь шагнула Гермиона Грейнджер. И в этот миг всё помещение словно озарилось солнечным светом, запели ангелы, а в воздухе запорхали феи любви и надежды… Перси и не предполагал, что когда-либо испытает эмоции, из-за которых в его голове будут плодиться такие дурацкие ассоциации. Ассоциации, достойные мышления разве что новой девушки Рона, у которой вся жизнь была «очаровательной» и «чудненькой», а вокруг разве что не порхали «весёлые птички» и не плескались «хорошенькие рыбки».
Но Перси не мог ничего с собой поделать. Он зачарованно смотрел на Гермиону, которая несла кипу каких-то бумаг, смотрел на её губы, которые что-то говорили, но не понимал и слова, потому как вспоминал «тот» поцелуй.
Когда он прижался к её губам, Гермиона вздохнула и открыла рот, и уж тогда-то Перси не растерялся! Он быстро проник языком внутрь, а потом принялся вращать им именно так, как советовали авторы той самой книги о «женских котлах любви». И вот тут-то Гермиона сдалась: она начала мычать от удовольствия и в порыве страсти пыталась толкнуть Перси, чтобы он упал на песок, а она оседлала бы его. Именно так всё и было! Но Перси решил, что пока что ложиться на песок рано, так что лишь покрепче обхватил Гермиону, не давая той вырваться. Мерлин, а что началось потом! Потом, когда Гермиона, очевидно, расстроившись из-за нарушенных планов, принялась кусать его губы и сжимать свои зубы так, чтобы Перси не мог больше вращать языком и сводить её с ума жарким поцелуем. Она принялась ещё и бить его по груди, выкрикивая какие-то ругательства! Плохая, развратная девчонка. В книге ничего не было сказано о такой реакции женщин, но Перси подозревал, что Гермиона просто на несколько минут обезумела от вожделения, и в ней проснулась тигрица, раз она пыталась сделать ему больно и с пикантными словечками типа «идиот» или «придурок» вывернуться из объятий. В какой-то момент ей в самом деле удалось сделать и то, и другое: Гермиона с силой наступила Перси на ногу и отскочила от него, как ошпаренная от котла любви. Она прокричала: «Какого чёрта? Ты совсем рехнулся?!» и побежала прочь, видимо, ощутив стыд за внезапный приступ страсти или обиду за то, что Перси не позволил дать выход этой страсти на песке… Да, Гермиона, определённо, почувствовала тот же огонь любви, что и Перси. Ведь она наверняка хотела спросить: «Какого чёрта… ты сразу не повалил меня на песок?», а потом еще и: «Ты совсем рехнулся… раз пробудил во мне тигрицу и не позволил сделать всё, о чём мы оба так давно мечтали?» Перси был уверен: она этого не сказала лишь потому, что её охватили эмоции и в это мгновение единения она знала, что Перси поймёт всё без лишних слов. Ведь так и бывает у влюблённых?
– Мистер Уизли, скажите, пожалуйста, в каких облаках вы витаете? – внезапно донёсся учтивый голос мистера Круэла, и только сейчас Перси осознал, что уже некоторое время глупо улыбается и не сводит взгляд с Гермионы, которая мрачно на него косится.
«Неразряженное сексуальное напряжение тому виной», – высокопарно заключил Перси и как ни в чём не бывало ответил, переведя взгляд на Круэла: