В миле под сверкающей поверхностью Делуроса VIII, столицы расползающейся по галактике человеческой Олигархии, по длинному, тускло освещенному коридору движущаяся дорожка несла двоих мужчин в сером и белом одеяниях. Их голоса эхом отдавались от стен и потолка.
– Интересно, как он выглядит? – спросил мужчина в сером.
Его спутник пожал плечами.
– Старый и больной.
– Я знаю. Но я видел столько его голограмм. Тех времен, когда… вы знаете.
– Когда он по праву считался самым знаменитым убийцей галактики? – уточнил мужчина в белом.
– Он убивал с разрешения закона.
– Так гласит легенда.
– Вас послушать, в жизни все было иначе.
– Да нет, – покачал головой мужчина в белом. – Но вам известно, как создаются легенды.
Дорожка вынесла их к контрольно‑пропускному пункту. Они постояли, пока робот сверил их идентификационные бляхи и ретинаграммы, потом двинулись вновь, чтобы в пятидесяти футах остановиться у следующего КПП.
– Это обязательно? – спросил мужчина в сером.
– Здесь, совершенно беспомощные, лежат самые богатые мужчины и женщины Олигархии, – последовал ответ. – Они абсолютно беззащитны, и поверьте мне, нельзя стать богатым, не нажив врагов.
– Я знаю. – Мужчина в сером указал еще на два КПП. – Их же разделяют всего пятьдесят ярдов. Неужели нас будут проверять на каждом?
– Именно так.
– Потерянное время.
– Включите в счет доставленные вам неудобства. Спустя две сотни ярдов коридор раздваивался. Они перешли на дорожку, уходящую вправо. КПП теперь попадались чаще, и наконец странная пара остановилась у двери, ничем не отличающейся от других.
– Это здесь, – объявил мужчина в белом. Они постояли перед сканером, пока тот считывал их ретинаграммы и отпечатки ладоней.
– Я нервничаю, – признался мужчина в сером, когда дверь откатилась в стену.
– Процедура достаточно простая.
– Но он же не знает, кто мы.
– И что?
– Устраивает ли его состояние, в котором он находится? А если он на нас разозлится? Если он убивает людей, которые докучают ему?
Комнату заполнил синий свет.
– Нельзя ли поярче? – спросил мужчина в сером.
– Он не открывал глаза больше ста лет, – ответил его спутник. – Комната будет ждать, пока зрачки пациента не привыкнут к такой освещенности, а потом добавит яркости. – Он зашагал мимо номеров ячеек, выбитых на специальных табличках, нашел нужную. Остановился. – Ячейка десять тысяч пятьсот сорок семь.
Из стены на восемь футов выдвинулся ящик. Под полупрозрачной крышкой просматривались контуры человеческого тела.
– Джефферсон Найтхаук, – промурлыкал мужчина в сером. – Тот самый Найтхаук. – Он помолчал. – Я ожидал увидеть совсем другое.
– Правда?
– Я думал, что он облеплен проводами и шлангами.
– Вы принимаете нас за варваров, – хмыкнул мужчина в белом. – В тело имплантированы три контролирующих блока. Этого вполне достаточно.
– А он дышит?
– Конечно.
Мужчина в сером прищурился, стараясь уловить движение груди или губ.
– Я ничего не вижу.
– Процесс дыхания настолько замедлен, что отследить его может только компьютер.
Глубокий Сон замедляет процессы обмена, а не останавливает их. Иначе тут лежали бы тридцать тысяч трупов.
– Так что же нам теперь делать?
– Я уже делаю, – ответил мужчина в белом. Он приложил руку к сканирующей пластине и пробежался пальцами по выдвинувшейся из‑под нее клавиатуре, набирая код.
– Сколько на это уйдет времени?
– Для нас с вами – одна минута, для тех, кто лежит здесь, – четыре или пять.
– Почему так долго?
– Если б не смертельная болезнь, эти люди сюда не попали бы. Организм у них ослаблен и очень медленно реагирует на стимуляцию. – Мужчина в белом оторвал взгляд от тела. – Многие умерли от шока в момент пробуждения.
– А Найтхаук не умрет?
– Вряд ли. Сердце у него практически в норме.
– Хорошо.
– Но я бы на вашем месте подготовился к сильному потрясению.
– В смысле? Вы же сами сказали, что он тяжело болен, и эта встреча неприятными последствиями не грозит. Так в чем проблема?
– Вам доводилось видеть человека с прогрессирующей эплазией?
– Нет, – признался мужчина в сером.
– Вид нелицеприятный. Прошу учесть.
Они замолчали, так как тело начало изменять цвет. Еще две минуты, и крышка уползла в стену, открыв исхудалого мужчину, обезображенного вирусным кожным заболеванием. На его лице просвечивали острые скулы, костяшки пальцев словно торчали наружу, а там, где кожа еще покрывала плоть, она скукожилась и пошла трещинами.
Мужчина в сером с отвращением отвернулся, но затем вновь заставил себя посмотреть на тело. Он ожидал, что его окатит запахом гниющего мяса, однако воздух остался чистым и свежим.
Наконец веки лежащего дрогнули раз, другой и медленно поползли вверх, открыв водянисто‑голубые, практически, бесцветные глаза. Больной с минуту разглядывал своих гостей, потом нахмурился.
– Куда подевался Акоста? – просипел он.
– Кто такой Акоста? – спросил мужчина в сером.
– Мой врач. Он с минуту как отошел.
– Ах, вот вы о ком, – улыбнулся мужчина в белом. – Доктор Акоста уже восемьдесят лет как умер. Вы проспали сто семь лет, мистер Найтхаук.
На лице больного отразилось недоумение.
– Сто…
– …семь лет. Я – доктор Джилберт Эган.
– И какой нынче год?
– Пять тысяч сто первый галактической эры. Помочь вам сесть?
– Да.
Эган приподнял хрупкое тело, но как только он убрал руки, Найтхаук завалился набок.
– Мы попробуем еще раз, когда у вас прибавится сил, – пообещал доктор, укладывая старика в «гроб». – Вы очень долго спали. Как самочувствие?
– Голоден как волк.
– Это естественно. – Эган улыбнулся. – Все‑таки вы не ели уже больше века. И хотя обмен веществ нам существенно замедлили, ваш желудок пуст уже десять лет. – Эган приставил трубку к левой руке Найтхаука. – К сожалению, есть вы не можете, но это устройство снабдит вас всем необходимым.
– Я бы предпочел поесть, – пробормотал Найтхаук, – раз уж меня излечили. – Он помолчал. – Сто семь лет. Чертовски долго, однако.
Во взгляде Эгана, брошенном на исхудалого, обезображенного болезнью мужчину, читалось сочувствие.
– К сожалению, способ излечения эплазии еще не найден.
Найтхаук внимательно посмотрел на доктора, и тут Эган порадовался, что пациент не вооружен и далек от лучшей формы.
– Я оставил достаточно четкие инструкции, запрещающие будить меня до того, как эплазию вычеркнут из списка неизлечимых заболеваний.