— Полно-те, Анна, умереть ты еще успеешь… Когда я тебе позволю, — с едкой улыбкой процедил он.
Не обращая никакого внимания на молнии, сверкавшие в ее глазах, мужчина прошел в примерочную, застав по возвращении Анну на том же месте, и победоносно улыбнулся.
— Видишь, ты уже начала меня понимать.
В своих руках он держал несколько платьев: зеленое из венецианского бархата, золотое из китайской парчи и красное из лионского шелка. Оценив девушку пристальным взглядом, он протянул ей первое.
— Я бы рекомендовал вот это, — с легкой улыбкой проговорил он.
Принцесса никогда не носила таких роскошных нарядов, предпочитая им мужские костюмы и свободные платья. В других обстоятельствах она с удовольствием бы посмотрела на все предложенные варианты, восхищаясь искусной золотой вышивкой, изящным кроем и простотой линий, но сейчас, видя фамильярное отношение к ней столь ненавистного создания, Анна едва могла подавить в себе приступ злости.
— Я никогда, слышишь, никогда не пойду с тобой, — прокричала она, выбивая у него из рук предложенный наряд.
— Видит Бог, я пытался быть учтивым, — едва сохраняя спокойствие, проговорил он.
В ту же секунду Анна почувствовала нестерпимую слабость: ее собственное тело стало для нее тесным и неуютным, будто чья-то злая воля загоняла ее душу в самый дальний уголок, полностью подчиняя ее себе. Изо всех сил девушка пыталась преодолеть это мучительное состояние, но не могла даже пошевелить рукой.
«Что же это со мной, Господи?» — пронеслось в ее голове.
И тут же последовал ответ:
— Достаточно приятное чувство, не правда ли? Я ощущаю себя настоящим кукловодом, — голос, который раньше казался посторонним, теперь звучал внутри нее, контролируя каждую ее мысль и каждое движение. Она больше не произносила ни слова, но знала, что он ее слышит.
«Ты можешь читать мои мысли?» — подумала она.
— Читать, контролировать, путать… Мне подвластно все: твой разум, воспоминания, движения. Ты не представляешь, с какой легкостью я могу проникнуть в твое сознание и породить видения, способные довести до безумия. Одно немыслимое видение будет сменять другое, за ними третье и так до тех пор, пока ты, страдая в агонии, не попросишь пощады.
Острая боль ударила в виски, и Анна беспомощно обмякла, опустившись на холодный пол, запутавшись в плаще, который все еще покрывал ее плечи.
— Попробуем еще раз, — проговорил Дракула, опускаясь на колени около нее, — я думаю, ты поняла, что я вполне могу тебя заставить, но все-таки, я прошу: ты пойдешь со мной на этот бал?
— Никогда, — прохрипела девушка, закутываясь в плащ, сохраняя какую-то детскую уверенность в том, что он подобно одеялу, способен защитить ее от кошмара, нависшего над ней.
— Строптивая девчонка, судя по всему, тебя не научили ценить гостеприимство, — проговорил мужчина, поправляя выбившуюся прядь.
— Гостеприимство? Я твоя пленница, а не гостья, — с вызовом бросила она.
— Мои пленники сидят в источающих смрад казематах, лишенные возможности видеть солнечный свет, или же гниют в могиле, — парировал он, теряя контроль.
— Если пересадить птицу в золотую клетку, свободной она не станет, — заключила девушка, видимо довольная своим ответом.
— Не станет, но поверь, жизнь ее будет куда приятнее.
— Ни одна клетка не заменит свободы. Любая птица, что жила на воле, погибнет в заточении.
— Какие глупости, ко всему можно привыкнуть, но раз уж ты не видишь разницы, я преподам тебе еще один урок.
Он резко поднялся, потянув девушку за собой. Анна, не ожидавшая такого резкого движения, простонала от боли, но вырваться из железной хватки не могла.
— Если перестанешь вырываться — боль пройдет, — бросил он на ходу, сильнее сжав руку.
— Я не сдамся тебе, уж лучше убей.
— Сдашься, еще как сдашься, принцесса.
Одним лишь ударом он выломал дверь и потащил девушку по извилистым коридором своего дворца. В зале было темно, но ее спутник прекрасно ориентировался и без света.
— Куда ты меня ведешь? — набравшись смелости, проговорила она.
— В ад. Так что оставь надежду.
Анна неуверенно сглотнула и в тайне начала ругать себя за столь необдуманное поведение. Ее противник был сильнее, играл на своей территории и, судя по всему, получил определенное удовольствие, наблюдая за ее отчаянием. А она вместо того, чтобы проявить хитрость и находчивость, делала хуже своими бессмысленными выпадами.
Они спускались все ниже по винтовым лестницам, пока не достигли самого глубокого и темного подземелья. Затхлый воздух окутывал собой влажные стены помещения, мрак был непроглядным, и казалось, что даже самый яркий солнечный луч, пробившийся внутрь, будет поглощён этой темнотой.
Новый приступ отчаяния окатил ее мощной волной, но, мысленно дав себе обещание выдержать все испытание, девушка гордо вскинула голову, шагнула внутрь, бросив на Дракулу высокомерный взгляд. Но это превосходство длилось лишь в секунду — поскользнувшись на скользкой ступеньке, Анна рухнула на каменные плиты, сопровождаемая презрительным смешком.
— Устраивайся поудобнее, птичка. Как ты сама сказала, размер клетки и ее содержание для тебя безразличны. Чувствуйте себя как дома, принцесса.
Подмяв под себя плащ, Анна вжалась во влажную стенку, всматриваясь в пустоту.
— Кстати, раз уж ты настолько горда, что не желаешь пользоваться моим гостеприимством, будет вполне справедливо, если ты вернешь то, что принадлежит мне.
— У меня ничего нет, — проговорила она, метнув на него полный злости взгляд.
— Ах, Анна, Анна, если б взгляды могли убивать, я б замертво рухнул на эти плиты, — с издевкой проговорил он, потянув за полу черного плаща. — Уверен, что мой плащ не представляет для тебя ценности, позволь забрать.
Только сейчас девушка задумалась над тем, кому принадлежал плащ, в который она так старательно куталась все это время. И сейчас, оставшись без этой нехитрой накидки, ее сразу начала бить мелкая дрожь, завладевшая ее телом.
— Поступок истинного джентльмена, — с горькой усмешкой прошептала она.
— Джентльмена?! Помнится, несколько минут назад я был проклятой богом тварью, а теперь ты готова увидеть во мне аристократа?!
— Никогда…
— Единственное слово, которое я хочу услышать из твоих уст — это слово «покорность». Скажи его, и я положу весь мир к твоим ногам.
— Никогда.
— Не зарекайся, Анна, эта камера способна сломить любого.
С этими словами он вышел из подземелья, затворив за собой тяжелую дверь.
Все эмоции и образы, с которыми Анне пришлось столкнуться за этот день, слились в одну картину, проплывающую перед ее уставшими глазами, постепенно растворяясь в тишине. Граница между сном и явью постепенно пропадала, унося девушку в мир беспокойных сновидений и кошмаров, которым суждено было обрести материальный облик и преследовать ее каждую секунду бренного существования.
* В средние века люди верили, что рассыпанное зерно способно отвлечь вампиров от своих жертв. Часто, помимо кола в сердце и отрубания головы, в гроб к людям, которых считали вампирами (или тех, кто пал от руки вампира), насыпали рис. Считалось, что придя в сознание, упырь не сможет покинуть пределы гроба, пока не пересчитает все зерно, как правило, насыпали столько, чтобы хватило на всю ночь. А через сутки по новой.
========== Голос прошлого ==========
С раннего утра невольничий рынок Стамбула захватила атмосфера обреченности и суеты, которой способствовал корабль, накануне вошедший в порт. После победоносной кампании Османского султана в Варне и Албании в город потянулись караваны, везущие книги, меха и пленных, захваченных на покоренных территориях. Рынок напоминал кипящий котел, наполненный пугающей какофонией звуков: женские стоны, детский плач, молитвы стариков и крик мужчин, склонившихся под ударами тяжелых розг, — подобно ужасной симфонии наполняла души прохожих безнадежностью и апатией, а карманы торговцев —звонкой монетой.
Этой обреченностью наполнилась и душа проходящего мимо юноши, по иронии судьбы разделившего участь тысяч несчастных, насильно привезённых в чужие края. Не являясь рабом в полной мере, он все же был пленником, находившимся под опекой турецкого султана. Проходя мимо закованных в кандалы узников, будто ведомый невидимой рукой, он остановился у высокого помоста, на котором проходили торги. Десятки человек столпились вокруг заплаканной девушки, бесстыдно осматривая живой товар, но юноша, привлеченный этим зрелищем, смотрел сквозь нее, в самый угол торгового эшафота, где горделиво вскинув голову, сидел одетый в лохмотья паренёк одного с ним возраста. В его взгляде, прекрасно осознававшем свою дальнейшую участь, не было ни страха, ни отчаяния, лишь вызов, который он бросал не только могущественной империи, пленившей его, но и каждому воину, убивавшему ради тщеславия и власти господина.
В какой-то момент их взгляды встретились, оценивая друг друга в молчаливой дуэли, пытаясь проникнуть в самые сокровенные уголки сознания. Этот зрительный контакт не нарушался до тех пор, пока охранник, сопровождавший темноволосого юношу, не одернул его за плечо. Сказав ему что-то, молодой человек снял золотой медальон с изображением дракона и подошел ближе помосту. Когда страж вручил эту нехитрую плату, надзиратель грубо схватил пленного мальчишку и вывел в центр торговой площадки.
— Ты уверен, что тебе нужен именно он? Поверь, этот хиляк не стоит предложенной за него суммы… — проговорил торговец, указывая на оборванного паренька.
Ответом ему послужил лишь молчаливый кивок, давший понять, что разговор закончен, так и не начавшись. Торговец молча снял оковы с паренька и проговорил:
— Теперь ты раб этого господина, - жестом указал на темноволосого юношу, - служи ему достойно и, возможно, обретешь свободу.
Усмирив не в меру разговорчивого торговца суровым взглядом, молодой человек вышел прочь, сопровождаемый своей свитой. Выйдя на торговую набережную, он спустился к морю, останавливаясь у самой кромки воды. Легкий морской бриз приятными порывами ударял в лицо, отгоняя прочь дурные мысли и тревоги. Над головой кричали чайки, очевидно пытаясь разделить между собой пойманную добычу, а где-то вдалеке прогуливалась парочка, желавшая уединиться на берегу, но в целом умиротворение, царившее вокруг, успокаивало расшатанные нервы, давало возможность поразмыслить над сложившейся ситуацией.
— Вчера прибыл корабль из Варны, ты был на нем? Понимаешь мой язык? — проговорил темноволосый юноша, всматриваясь в лазурную гладь моря.
— Да, — коротко ответил собеседник.
— Как тебя зовут?
— Гэбриэл. Теперь я твой пленник? — не выдержав напряжения, спросил юноша.
— Тот, кто жил в неволе, никогда не обречет на подобную участь другого человека, ты волен идти туда, куда зовет тебя сердце. Я искал друга, а не раба, — ответил юноша, обратив все свое внимание на незнакомца.
— Значит, ты тоже был в плену?
— Я и сейчас пленник. Не так давно меня забрали из дома, как гарант мира и преданности моей семьи и народа. А ты… откуда ты родом?
— С детства я жил в небольшой деревеньке в Валахии с матерью и сестрой, пока на нее не напали Османы. Мать убили на месте, а сестру увели в рабство.
— А отец?..
— Когда мы были совсем еще детьми, он ушел на войну с неверными, с тех пор о нем ничего не известно. Почему ты помог мне?
— А разве это не очевидно? Тебе нужна была помощь, — с улыбкой ответил юноша.
— Так же, как и сотням других…
— Но ты единственный, кто ее не просил.
— Я верну тебе деньги, клянусь… Сколько стоил этот медальон?
— Ты думаешь, что ему можно назвать цену? Это фамильная реликвия моей семьи. Артефакт, который передал мне отец, когда я покидал родовой замок. Медальон и кольцо, — юноша указал на перстень с изображением дракона на безымянном пальце, — единственные мои сокровища и память о доме.
— Но если это все, чем ты обладаешь сейчас, почему ты отдал это?
— А по-твоему твоя жизнь этого не стоит? — с ехидной издевкой в голосе спросил он.
— Нет, но…
Их разговор прервал призыв из мечети, свидетельствующий о начале молитвы. С одного из минаретов зазвучало пение, слов которого Гэбриэл не понимал, но вот его товарищ, очевидно, был осведомлен лучше, так как заметно занервничал, обернувшись на своих стражей:
— Как бы там ни было, дело уже сделано, о пролитом молоке не жалеют. Уже темнеет, нам необходимо возвращаться во дворец. Ты отныне свободен: можешь вернуться домой, можешь последовать со мной. Мне дозволено иметь наперсника. Жить будешь в свободной комнате в моих покоях, времени свободного не так много, в основном занятия и военное дело, но иногда дозволено выходить за пределы дворца. Ну так что ты скажешь?
— Дома меня уже никто не ждет… — ответил Гэбриэл, мысленно прощаясь со своей прошлой жизнью.
— Пойдем, нужно торопиться, за опоздания всегда наказывают…
— Ты так и не сказал, как тебя зовут?
— Ван Хелсинг, Ван Хелсинг, — голос доносился как будто бы из вне, но казался удивительно знакомым. Образ темноволосого юноши постепенно расплылся и исчез в темноте, окружившей его.
— Ван Хелсинг, просыпайся… ты, видимо, уснул в седле… — проговорил Карл.
Когда Гэбриэл открыл глаза, монах казался обеспокоенным. Лошади мирно ступали по покрытой листвой тропинке, высокие сосны мирно покачивались на ветру, разрывая своими макушками небесное полотно. Где-то вдали был слышен равномерный стук дятла, задающего некий ритм движению их каравана. Беспокойно оглядевшись по сторонам охотник спросил, устремив на товарища полный негодования взгляд:
— Какого дьявола ты делаешь?
— Мне казалось, что ты задремал в седле. Не хотел, чтобы ты свалился с лошади.
— Далеко еще до Будапешта?
Монах задумчиво посмотрел на небо и произнес:
— Я думаю, что через несколько часов скачки доберемся, если поторопимся.
— Темнеет, эти твари уже не гнушаются дневного света, нам нужно найти укрытие, ночью двигаться небезопасно, — в задумчивости проговорил Ван Хелсинг.
— В любом случае, нам следует поторопиться, — сказал монах, пуская галопом своего гнедого коня.
— Не ожидал от тебя подобной прыти, — на ходу выкрикнул Гэбриэл, догоняя товарища.
— А ты считал, что я буду спокойно сидеть и ждать, пока меня ночью сцапают эти кровопийцы? Ты уже придумал какой-то план?
— Да, — ответил Ван Хелсинг, подгоняя коня.
— И какой же?
— Найдем и убьем Дракулу, заберем Анну, спасем мир, — едва подавив смешок, произнес он.
— Все это, конечно, замечательно, но хотелось бы немного конкретики, — проговорил монах, бросив полный укоризны взгляд на своего спутника.
— Карл, я охотник, а не стратег… Необходимо свернуть с дороги…
Спустя полчаса им удалось найти небольшую пещеру в одной из горных расщелин. Размерами она была не больше склепа, но, по крайней мере, могла служить надежной защитой от ветра и незваных гостей. Влажные камни густо поросли мхом, источая прелый запах, землю устилал ковер из гниющей листвы, превращающейся во влажную кашицу, когда на нее ступала нога человека. В целом, там достаточно спокойно могли разместиться три человека, но вот лошадей пришлось оставить снаружи.
— Нужно натаскать побольше веток, чтобы костер мог продержаться до утра, — проговорил Ван Хелсинг, разнуздывая свою лошадь.
— Мы здесь как в ловушке, я бы предпочел продолжить путь, — заметил Карл, бросив на товарища укоризненный взгляд.
— Сейчас нигде нельзя чувствовать себя в безопасности, но здесь мы хотя бы будем видеть, откуда придет враг. Ни ты, ни я не видим в темноте — на дороге мы превратимся в легкую добычу.
Монах, решив, что дальнейшие пререкания бесполезны, начал молча расседлывать своего коня, искоса поглядывая на Франкенштейновского монстра, устроившегося у самого входа в грот. Этот недочеловек был наголову выше самого высокого из мужчин, которых Карлу приходилось видеть, а смрад, исходивший от его тела, заставлял монаха ощущать комок тошноты, постоянно подступающий к горлу. Если сказать откровенно, то при виде этого существа, он не мог избавиться от ощущения страха и отвращения, соединившихся в его душе.