Лисицкий Валерий Борисович
Проект "Карма"
Жизнь - несправедливая штука.
Кто-то способен кутить ночь напролёт и на следующее утро просыпаться свежим и бодрым, а для кого-то даже пара бокалов пива может аукнуться разрывающей череп головной болью. Одни проведут ночь с прекрасной нимфой из клуба и обнаружат утром крепкий кофе на столе и прижатую кружкой записку с благодарностями, в то время как другие очнутся от тяжёлого клофелинового беспамятства в разгромленной квартире. Некоторые поднимаются по карьерной лестнице легко и с беспощадной улыбкой победителей, некоторые же обречены всю жизнь топтаться на месте, с ненавистью и завистью глядя на недоступные для них кресла начальников всех мастей.
При этом люди, которым повезло оказаться в стане победителей, склонны приписывать все свои достижения исключительно самим себе, в то время как вечные неудачники рано или поздно приходят к философским размышлениям о том, что звёзды не сошлись, в прошлой жизни карма была чем-то подпорчена, и вообще, судьба-злодейка так распорядилась. Многие даже начинают находить в собственной невезучести какое-то мазохистское наслаждение: смотрите, мол, как меня жизнь пинает! Дорогу, святой мученик идёт! Озвучиваются подобные рассуждения, как правило, в кругу друзей на прокуренных кухнях, когда выпито, кажется, ещё недостаточно много, но бежать за добавкой уже лень. До подобного унизительного самобичевания я, к счастью, не дошёл. Пока что не дошёл, по крайней мере. А может, просто компании подходящей не нашлось. Такой компании, чтобы и выслушали с пониманием, и пьяные слёзы утёрли, и в том, что не всё ещё потеряно, убедили. Со мной в принципе никто особо не общается - слишком уж я для этого сер и скучен.
Иногда я останавливаюсь перед зеркалом в прихожей и подолгу всматриваюсь в своё отражение. Из-за тонкого стекла на меня смотрит худощавый и на подростковый манер нескладный гражданин самой заурядной внешности. Волосы непонятного цвета топорщатся в разные стороны, что в детстве, наверное, выглядело мило, а сейчас - просто смешно. Не самая гладкая кожа. Тонкие губы под крючковатым носом. Глаза навыкате всегда смотрят чуть растерянно, как бы я ни старался придать своему взгляду уверенности.
Мне тридцать с небольшим лет, то есть, если верить умным статьям на различных сайтах, всё, что я мог выжать из себя в плане карьеры, я уже выжал. Получилось негусто - скучная бумажная работа в учебном отделе небольшого ВУЗа. Самодур начальник, к слову, такой же неудачник, но сумевший занять в нашем существующем на государственные деньги птичнике жёрдочку повыше, прилагается. Наверное, мы с ним могли бы стать приятелями, как раз теми, что жалуются друг другу на скатившуюся в болото жизнь, если бы я не опаздывал на работу с завидным постоянством. Эти опоздания доводят его до белого каления, хотя и не вполне понятно по какой причине - от времени моего появления на рабочем месте функционирование учебного заведения не зависит абсолютно, и я достоверно знаю, что из более высокого начальства за трудовой дисциплиной никто не следит. Наверное, ему просто приятнее иметь мальчика для битья, чем товарища по несчастью.
В то утро я снова опаздывал. Моросил мелкий дождь, ветер швырял водяную взвесь мне в лицо, а сквозь непонятно как прохудившуюся подошву ботинка проникала влага. Настроение было мерзким под стать погоде. Я уже в красках представлял, как начальник будет орать на меня, смакуя каждую выдуманную подробность моего опоздания, и рассказывать мне, словно школьнику, о том, насколько я бесполезен и безответственен, будто сам он - важная шишка, с мнением которой считается кто-то, кроме меня. В своих фантазиях я гордо отвечал ему, что он не имеет права на меня повышать голос, что сам он - лишняя деталь в отлаженном механизме нашего ВУЗа, и ещё многое другое, что никогда не решусь произнести вслух. Фантазии фантазиями, а найти новую работу у меня вряд ли получится.
Честно говоря, я и сам не знаю, почему замедлил шаги, проходя мимо той кофейни. Есть такие места, вроде некоторых сетевых ресторанчиков, которые, казалось бы, предельно стандартизированы, но при этом имеют свою собственную атмосферу. Из окон этого заведения, мимо которого я проходил уже, наверное, не одну тысячу раз, веяло каким-то непонятным уютом, казалось, что стоит зайти туда, сесть на простенький стул, вдохнуть аромат кофейных зёрен - и все проблемы отступят. Улыбчивый официант, а ещё лучше - официантка, принесёт меню и поставит передо мной пепельницу... Разумеется, заходить я не стал, ограничившись только долгим завистливым взглядом на разомлевших в тепле посетителей. Перед одним из них, невысоким полным мужчиной с намечающейся лысиной, официант только что опустил на стол полную чашку кофе, наверняка ароматного и крепкого. Не отрываясь от газеты, мужчина благодарно кивнул и протянул руку. Одно неловкое движение - и чашка, покачнувшись, словно раздумывая, падать или нет, опрокинулась. Со злорадством, которого сам от себя не ожидал, я наблюдал, как тёмно-коричневая жидкость марает белоснежную скатерть. Оброненная прямо в лужу газета превращалась в мокрую бессмысленную бумажку, а прямо на белоснежной рубашке мужчины расползалось огромное пятно. Его глаза широко распахнулись, а губы сложились в почти идеальную букву "О", в то время как брови поползли вверх, так высоко, как я не считал возможным для человека.
Ухмыляясь, я остановился и, отвернувшись, закурил. Гаденькое, но в то же время приятное чувство того, что не только у меня день не задался, заставило меня задержаться у окна и насладиться зрелищем чужой неудачи. Неторопливо оборачиваясь, одновременно затягиваясь сигаретным дымом и засовывая руки глубоко в карманы пальто, я ожидал увидеть суетящегося с салфеткой в руках официанта, расстроенного глупой неудачей мужчину, но ничего этого не увидел. Мужчина с внушительными залысинами, стремительно идущими на сближение, читал газету, в одной руке небрежно держа кофе. Официанты деловито сновали по залу, расточая улыбки налево и направо. Скатерть, рубашка и газета были чисты.
У меня слегка закружилась голова, так что я крепко зажмурился и надавил большим и указательным пальцами левой руки на переносицу с такой силой, что под веками забегали разноцветные круги. Правой рукой я осторожно ощупал голову. Никаких повреждений, вроде бы, не было. Ни шишек, ни неприятных ощущений, ни, разумеется, проломов в черепе. С некоторой опаской я открыл глаза и снова посмотрел в зал кофейни. Всё было в полном порядке. Чистая скатерть, чистая газета, полная чашка ароматного напитка в пальцах-сосисках абсолютно чистого посетителя. Только официанты начали подозрительно коситься на меня, застывшего перед окном. Вымученно улыбнувшись, я повернулся и на ослабевших, словно ватных ногах продолжил свой путь.
Неужели просто почудилось? Я был уверен, что видел, как растяпа опрокидывает на себя полную чашку горячего кофе. С другой стороны, я так же отчётливо видел, что ничего подобного не происходило. Какая из этих картин является ложной, а какая истинной? Я припомнил, что когда-то давно читал, что человеческий мозг якобы способен проделывать удивительные вещи по приказу своего владельца, даже неосознанному. В том числе и выдавать желаемую картину за действительную. Но неужели я так сильно хотел, чтобы именно этот низкорослый лысеющий мужчина опрокинул на себя свой напиток? Глупости, я видел его впервые в жизни. Утешения в чужих несчастьях я, вроде бы, тоже никогда не искал.
Вразумительного объяснения произошедшему я так и не нашёл, поэтому решил списать всё на хронический недостаток сна, а в обеденный перерыв хорошенько поискать в интернете. Наверняка с кем-то уже происходили подобные истории, не могу же я быть каким-то уникумом. Успокоив себя обещанием привести в порядок свой распорядок дня и обязательно докопаться до причин подобного явления, я и подошёл к воротам учебного заведения.
Начальник, которого, к слову, звали попугайским именем Иннокентий Кириллович, в то утро был не в ударе. Либо он просто прочёл у меня на лице какие-то следы моего утреннего приступа сумасшествия. В любом случае, порка длилась всего около трёх минут вместо обычных десяти, после чего он развернулся и вразвалочку отправился за свой стол, тратить жизнь на пасьянсы и переписки с сомнительными барышнями, которых отыскивал в социальных сетях.
Я смотрел ему в спину не то что с ненавистью, а с какой-то неприязнью, смешанной с жалостью. Иннокентий Кириллович вообще был не из тех людей, которые вызывают ненависть. При первом взгляде на таких, как он, создаётся впечатление, что, по сути, ему нужно совсем немного для того, чтобы стать отличным парнем. При более подобном рассмотрении становится ясно, что это "совсем немного" никогда им приобретено не будет. Просто такой вот он человек. Говоря о нём, сложно даже пытаться его описывать словами, означающими некую абсолютность: лысый, толстый, глупый. Скорее так: лысоват, толстоват, глуповат. Хамоват. С ленцой. Ни одной чёткой отрицательной черты, сплошные смягчения, которые в сумме дают отвратительного человека.
То ли дело я! Никаких недосказанностей и полутонов, сплошные определённости: хилый, трусливый, бесполезный неудачник.
Вздохнув, я принялся за очередное расписание занятий. Работа, честно говоря, нехитрая, что-то вроде судоку: вот список предметов, вот группы студентов, а вот преподаватели. Сгребаешь эти данные в кучу, и принимаешься ими жонглировать так, чтобы все остались довольны. Получается не всегда, конечно, но если приложить немного усилий, то можно освоиться. Главное, чтобы все враждующие фракции были максимально удовлетворены и у них не возникало желания порвать на мелкие кусочки вашего покорного слугу, застрявшего между ними.
Хотелось бы сказать какую-нибудь красивую фразу вроде того, что в тот день я с головой ушёл в работу и выбросил происшествие в кофейне из головы, но это было бы ложью. С головой в работу уходят, как правило, те, кто искренне любят то, чем занимаются, а про меня сказать такое никак нельзя. Поэтому я продолжал и продолжал прокручивать в голове утреннее происшествие. Схожу ли я с ума?
В поисках ответа я полез в интернет, не дожидаясь законного перерыва, и углубился в поиск и чтение статей и сервисов вопросов и ответов. Похожие ситуации находились, но никакого конкретного ответа мне обнаружить не удалось. Во-первых, как я и подумал сразу, моя галлюцинация могла быть следствием хронической усталости. Почитав немного о переутомлении и эмоциональном истощении, я окинул взглядом свой отнюдь не заваленный важными бумагами рабочий стол, и пришёл к выводу, что это, скорее всего, не мой случай. Стало немного обидно. Во-вторых, если верить пользователям сети, я мог стать случайной жертвой правительственного эксперимента. Несколько минут я поигрался с этой мыслью, но так и не смог найти объяснения, зачем правительству ставить опыты в кофейне, пусть и не самой известной, но всё же многолюдной. По всем канонам, подобными вещами занимаются в мрачных бункерах за чертой города, а не на оживлённой улице. Третью популярную версию, мистическую, я отмёл сразу и с негодованием. В духов и магию я верил так же мало, как и в то, что моё положение неудачника обеспечено прегрешениями в прошлой жизни.
Оставался лишь один вариант, но верить в него мне упорно не хотелось: по всему выходило, что я начинаю сходить с ума. С другой стороны, по уверениям специалистов по всему на свете, оккупировавших различные интернет-ресурсы, в одной единственной зрительной галлюцинации ничего страшного не было. Ну, подумаешь, понаблюдал секундное происшествие, которого на самом деле не было. Люди, вон, своё сознание добровольно расщепляют, чтобы воображаемых друзей завести, а уж знакомых друзей дальних родственников, переживших опыт, сходный с моим, у каждого пользователя любого форума, судя по всему, было с десяток.
Словом, половина рабочего дня минула, а вопрос так и оставался открытым: я мог как сходить с ума, так и не сходить. Единственное, в чём соглашались адепты всех теорий, так это в том, что, если данное происшествие не случайно, то оно должно быть повторяемым. То есть, если я потерял рассудок, попал под луч непонятного действия или разбудил какого-нибудь демона, и всё это достаточно серьёзно, то я смогу стать свидетелем подобной мистики ещё не раз, а при должном везении - то и самостоятельно смоделировать похожую ситуацию.
В задумчивости я покачал на столе чашку с недопитым гадким "три в одном". А что, если в качестве компенсации за все перенесённые неудачи провидение, в которое я не верю, послало мне дар избавлять людей от кофейных пятен? Должна же, в конце концов, быть в мире какая-то высшая справедливость? Подарок сомнительный, никак на сверхспособность не тянущий, но любопытный и полезный, учитывая, как часто я проливал на себя свои и чужие напитки.
Раздумывая таким образом, я осторожно взял чашку в руку и крепко сжал. Кофе остыл, так что ожогов, если что, можно не бояться...
- Илья!
Иннокентий Кириллович, как всегда, подкрался незаметно. Обратил внимание, наверное, что я не щёлкаю клавишами с устраивающей его частотой, и пришёл проверить, чем я занят. Вздрогнув всем телом от испуга, я инстинктивно сжал пальцы, и кружка, которую я держал в тот момент, вылетела из моей ладони и полетела, описывая красивую траекторию. Наверное, будь я чуть более удачливым, она бы вращалась, и центробежная сила удержала бы кофе внутри. Или произошло бы ещё что-нибудь столь же невероятное, но превращающее досадный инцидент в забавную случайность.
Но я был самим собой, поэтому чашка, сверкнув огромной надписью "жизнь скука" с крохотной первой буквой "к", широким веером исторгла из себя светло-коричневую бурду, раскрашивая голубую рубашку Иннокентия Кирилловича в цвета моего настроения. Огромное пятно начало расползаться по ткани, и я отстранённо заметил, что краска по лицу моего начальника расползается примерно с той же скоростью. Его сально поблёскивающие губы сложились в кружок, диаметр которого увеличивался по мере того, как Иннокентий Кириллович осознавал произошедшее. Мне подумалось, что он до странного похож на утреннего неумёху из кафе. Словно сегодня всем низкорослым толстякам должно не везти с кофе. "Астрологи объявили день бытовых неудач для невысоких полных мужчин с залысинами. Опасность испачкать одежду кофе возросла вдвое."
Всё ещё робко надеясь на чудо, я медленно, словно под водой, отвернулся. Только бы всё это исчезло, когда я повернусь назад.
Всё осталось так, как было. Начальник, покрасневшее лицо, рубашка, пятно.
- Мне к ректору идти через двадцать минут... - с трудом выдавил из себя Иннокентий Кириллович и, развернувшись, тяжело зашагал к выходу. Наверное, пойдёт в туалет, смывать с себя кофе.
- Простите... - робко шепнул я ему вслед, но он не среагировал.
Кофейная магия не сработала, а жизнь моя, скорее всего, на ближайший месяц из неудовлетворительной превратится в невыносимую. Тяжело вздохнув, я повернулся к монитору. Лучше доделать работу побыстрее, чтобы успеть до того момента, когда страх перед ректором в душе начальника перебродит и превратится в первобытную ярость, которую может испытывать только слабый к ещё более слабому.
Домой я шёл в растрёпанных чувствах. От ректора Иннокентий Кириллович вернулся всклокоченный и уже совсем другого оттенка красного цвета. Ворвавшись в наш тесный кабинетик с неожиданной для него скоростью, и с силой захлопнув за собой дверь, он незамедлительно вывалил на меня всё нехорошее, чем его успело напотчивать высшее руководство. Я моментально оказался не только негодяем, подлецом и лентяем, что, принципе, было не ново, но и саботажником. С его слов выходило, что я испортил его любимую рубашку специально, чтобы унизить в глазах культурных людей. Глядя на то, как он нервно хватает со стола и тут же отбрасывает от себя какие-то бумаги, я подумал, что мой гипотетический план удался на славу. Нажаловались-таки на нас профессора и доценты, а ректор, распалённый этими жалобами, наверняка прошёлся по внешнему виду Иннокентия Кирилловича.