Ему
вспомнилось в эту минуту многое: и то, как он насмерть перепу-гал вдовствующую герцогиню, когда она стояла перед зеркалом, вся в кружевах и
бриллиантах; и то, как с четырьмя горничными началась истерика, стоило ему только им улыбнуться из-за портьеры в спальне для гостей; и то, как
он задул свечу в руке приходского священника, когда тот поздно ночью выходил из библиотеки, отчего с беднягой случился нервный припадок, и он до
сих пор вынужден лечиться у сэра Уильяма Галла;и то, как старая мадам де Тремуйак, про-снувшись как-то на рассвете и увидев, что в кресле у
камина сидит скелет и читает ее дневник, слегла на шесть недель с воспалением мозга, а выздоровев, примирилась с церковью и реши-тельно порвала
все отношения с известным скептиком мсье де Вольтером. Он вспомнил также ту страшную ночь, когда злокозненного лорда Кентервиля нашли в
гардеробной задыхающимся с бубновым валетом в горле. Умирая, старик признался, что с помощью этой карты он, жульничая, обыграл Чарлза Джеймса
Фокса в Крокфордзена целых пятьдесят тысяч фунтов, и Кентервильское привидение, как он клятвенно уверял, заставило его проглотить меченую
карту.
Он вспомнил каждого, кто был жертвой его великих деяний, начиная с дворецкого, кото-рый застрелился, увидев, как в окно буфетной стучится чья-то
зеленая рука, и заканчивая пре-красной леди Статфилд, которая вынуждена была постоянно носить черную бархатку вокруг шеи, чтобы скрыть отпечатки
пяти пальцев на своей белоснежной коже, и в конце концов утопилась в сазановом пруду в конце Королевской аллеи. Испытывая чувство самоупоения,
столь хорошо знакомое каждому истинному художнику, он перебирал в уме лучшие сыгранные им роли, и губы его скривились в торжествующей усмешке,
когда он вспомнил последнее свое выступление в качестве «Рыжего Рубена, или Задушенного Младенца», а также свой дебют в роли «Тощего Гибеона,
кровопийцы с Бекслейского болота». Ему вспомнилось, как одним тихим июньским вечером он произвел настоящий фурор, когда сыграл на площадке для
тенниса партию в кегли, использовав для этого кости своего скелета, хотя лично он ничего особенного в этом не видел.
И вот после всего этого в замок являются какие-то невежественные американцы, считаю-щие себя ужасно современными, и навязывают ему машинное
масло с дурацким названием «Восходящее солнце демократии» да еще швыряют в него подушками! Это просто невыносимо! История не знает примеров
такого обращения с привидениями. И в нем созрело решение отом-стить.
Когда наступил рассвет, он все еще пребывал в состоянии глубокого раздумья.
Глава третья
На следующее утро, за завтраком, Оутисы говорили главным образом о привидении. По-сланник Соединенных Штатов, естественно, был в некоторой мере
задет тем, что его подарок отвергли.
– Я не хотел бы, чтобы привидению причиняли какой-либо вред, – сказал он, – и должен в этой связи заметить, что швырять подушками в того, кто
столько лет обитает в этом доме, край-не невежливо. – (Весьма справедливое замечание, которое, должен с сожалением констатиро-вать, было
встречено близнецами громким хохотом.) – Но, с другой стороны, – продолжал по-сланник, – если привидение будет по-прежнему упрямствовать и не
пожелает воспользоваться машинным маслом «Восходящее солнце демократии», придется снять с него цепи. Невозможно спать, когда у тебя под дверью
стоит такой грохот.
Впрочем, до конца недели их никто больше не тревожил, хотя кровавое пятно на полу биб-лиотеки неизменно продолжало появляться каждое утро.
Это
было довольно странно, ибо мис-тер Оутис на ночь всегда запирал библиотечную дверь, а окна закрывались ставнями с креп-кими засовами. Тот факт,
что пятно крови, подобно хамелеону, постоянно меняло свой цвет, также вызывало недоумение. Иногда оно было тусклого желтовато-красного цвета,
иногда алого, иногда пурпурного, а однажды, когда они сошли вниз для семейной молитвы по упрощенному ритуалу Свободной американской реформатской
епископальной церкви,пятно оказалось изумрудно-зеленым. Такого рода калейдоскопические изменения, разумеется, весьма забавляли членов
семейства Оутисов, и каждый вечер по этому поводу между ними заключались пари. Лишь юная Вирджиния не находила в этом ничего забавного; всякий
раз, увидев пятно, она почему-то грустнела, а в тот день, когда оно стало изумрудно-зеленым, даже чуть не расплакалась.
Во второй раз привидение появилось в ночь с воскресенья на понедельник. Едва лишь Оутисы улеглись спать, как в холле послышался страшный грохот.
Выбежав из своих спален, они бросились вниз и увидели, что там на каменном полу валяются упавшие с пьедестала огром-ные рыцарские доспехи, а в
кресле с высокой спинкой сидит Кентервильское привидение и, морщась от боли, потирает колени. Близнецы с той поразительной меткостью, которую
можно приобрести, лишь долго и старательно практикуясь на особе учителя чистописания, тотчас же выпустили в привидение по заряду из трубочек для
стрельбы горохом, которые они предусмот-рительно захватили с собой, а посланник Соединенных Штатов наставил на него револьвер и, в полном
соответствии с калифорнийскими правилами хорошего тона, скомандовал: «Руки вверх!» Приведение издало яростный вопль и, вскочив на ноги,
пронеслось между ними, словно гонимый ветром сгусток тумана, погасив у Вашингтона свечу и оставив их всех в кромешной темноте. Достигнув верхней
площадки лестницы, оно, с трудом придя в себя, решило продемон-стрировать свой знаменитый дьявольский хохот, который выручал его в стольких
случаях. Поговаривали, что от этих звуков за ночь поседел парик у лорда Рейкера, а три французские гувернантки леди Кентервиль заявили о своем
уходе, не прослужив в замке и месяца.
И дух разразился самым жутким хохотом, на который только был способен, и его зловещие звуки долго еще гудели под старыми сводами замка. Но не
успело смолкнуть страшное эхо, как отворилась дверь, и в коридор вышла миссис Оутис в бледно-голубом халате.
– Мне кажется, вам нездоровится, – сказала она, – так что я принесла вам микстуру доктора Добелла. Думаю, все дело в несварении желудка, и вы
сами увидите, что от этого лекарства вам сразу же станет легче.
Призрак метнул на нее яростный взгляд и тут же собрался превращаться в большую чер-ную собаку – этот трюк принес ему заслуженную славу и явился,
по мнению домашнего врача Кентервилей, причиной неизлечимого слабоумия дядюшки лорда Кентервиля, достопочтенного Томаса Хортона. Но звук
приближающихся шагов заставил его отказаться от этого коварного намерения, так что ему пришлось удовольствоваться тем, что он стал слабо
фосфоресцировать, и, когда близнецы подбежали к нему, он исчез, испустив леденящий душу кладбищенский стон.
Добравшись до своего убежища, он почувствовал себя совершенно сломленным, и им ов-ладело беспредельное отчаяние. Невоспитанность близнецов и
грубый материализм миссис Оутис были, конечно, и сами по себе крайне оскорбительны, но больше всего огорчало его то, что ему не удалось облечься
в доспехи. Он полагал, что даже эти современные американцы бу-дут повергнуты в трепет, когда перед ними предстанет Призрак в латах, – ну хотя бы
из уваже-ния к своему национальному поэту Лонгфелло, над чьей изящной, притягательной поэзией он просиживал целыми часами, когда Кентервили жили
в Лондоне.