- Ах ты дрянь! - следом за пронзительным взвизгом немедля последовали действия - Эмилия попыталась вцепиться в волосы языкатой девчонки. Та вывернулась, умудрившись лягнуть красотку в колено, и понеслась по коридору. Вслед ей летели угрозы сжить со свету, насыпать битого стекла в туфли и повыдергать оставшиеся лохмы.
Задыхаясь от смеха, Либертина взлетела по слегка подрагивающей под ногами витой чугунной лестнице, юркнув за пыльную бархатную занавесь одной из пустующих лож. На полутемной, казавшейся очень большой сцене шла репетиция - прислушавшись, Либертина поняла, что пьеса из "новых". Судя по тому, сколь часто останавливалось действо и зло переругивались исполнители, дело не клеилось.
Маленькая танцовщица забралась с ногами на обитый посекшимся бархатом стул и задумалась. Все произошло настолько неожиданно… как оно и бывает в спектаклях. Действие второе, сцена первая, "Явление гонца". Она до сих пор не могла толком поверить в то, что чудо случилось именно с ней. Наверное, после праздника ее жизнь сильно изменится - вот только к худшему или к лучшему? Конечно, она постарается, она будет стараться изо всех сил… Эмилия с ума сойдет от зависти, когда узнает, что "рыжую лахудру" вот так запросто взяли в участницы будущего празднества. Представив выражение лица фарфоровой красотки, Либертина хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
С Эмилии ее мысли невольно перескочили на мужчину по прозвищу Шиповник. Маленькая танцовщица попыталась воскресить в памяти его облик - темные глаза, принятая по нынешней моде гривка живописно растрепанных волос, светло-каштановых и самую малость отливавших в рыжину. Наверное, Николь считает его красивым, раз пригласила в свою гримерку, позволила сидеть в своем кресле и вилась вокруг него, как оса вокруг горшочка с медом. Хоть он и пожилой.
Часа через два репетиция закончилась, и Либертина робко поскреблась в дверь покровительницы. Похоже, Николь весьма недурно провела время в обществе давнего знакомого. Она не стала сердиться на воспитанницу, обозвала Эмилию набитой дурой, и распорядилась вытащить из шкафа старый кофр - под невеликое имущество Либертины.
- Не будешь же ты за всякой мелочью бегать туда-сюда, - пояснила актриса. - Скорее всего, поселят вас прямо там, чтобы всегда были под рукой. Фабр нынче не в чести, так что гонять вас станет в хвост и в гриву, уж это он умеет.
- Кто? - не поняла Либертина.
- Эглантин, - грустно улыбнувшись невесть чему, растолковала Николь. - Фабр - его настоящая фамилия, а Шиповник - прозвище. Он уверяет, якобы в далекой юности выиграл на поэтическом фестивале первый приз, этот самый золотой шиповник, и с тех пор так себя и зовет. Думаю, врет. Есть у него такая милая привычка - приукрашивать жизнь, чтобы веселее было.
Либертина по третьему разу перекладывала вещи в кофре, лишь бы Николь не отвлекалась и продолжала рассказывать.
- Он и сам довольно милый… для человека, заседающего в Конвенте и водящего задушевную дружбу с гражданином Дантоном. Только слегка взбалмошный и вечно в долгах. И я бы ни за что не доверила ему сопровождать поздним вечером свою юную племянницу, будь у меня таковая, - Николь с треском раскрыла слегка порвавшийся на сгибах шелковый веер, принадлежавший, по слухам, одной из покойных принцесс крови. - Фабр родом с юга, мимо симпатичной мордашки спокойно пройти не может… Общаясь с ним, постарайся быть разумной девочкой. Впрочем, ради грядущего праздника он наверняка соберет красоток с половины Парижа, и твои тощие косточки останутся в полной безопасности, - несколько безжалостно, но справедливо закончила Николь. - Собралась? Марш на урок.
- Ты так хорошо его знаешь, - заикнулась Либертина, придавливая крышку кофра коленом и затягивая ремешки. - Вы давно знакомы?
- Пятнадцать лет без малого, - Николь Годен задумчиво смотрела на себя в зеркало. - Когда-то очень давно я даже умудрилась выскочить за него замуж и прожила с ним целых два года. Пока не поняла - Шиповник не создан для семейной жизни. Так что теперь мы с ним просто верные заклятые друзья.
* * *
На следующее утро Либертина вскочила еще затемно, и засуетилась, готовясь к дальней дороге. Идти предстояло через весь город: по казавшейся бесконечной улице Сен-Мартен с ее бульварами до перекрестка с улицей Сен-Оноре, там свернуть направо, пройти до площади Карузель с ее аркой и бездействующим фонтаном, и оттуда уже рукой подать до Тюильри. Два или три часа пешком… и не забудем про оттягивающий руку кофр.
- Девочка свихнулась на радостях, - заявила тоже ночевавшая в театре и не выспавшаяся Николь, когда Либертина явилась пожелать ей доброго утра и сообщить о своем уходе. Актриса позевывала, куталась в шерстяную шаль с кисточками и выглядела на все свои безжалостные тридцать с чем-то лет. - Всерьез собралась топать до Тюильри пешком. Нет уж, дорогая. Поедешь, как подобает будущей примадонне. На фиакре, до самого дворца.
Они распрощались у одной из служебных дверей Театра Нации. Было довольно-таки свежо, скучающая лошадь выдувала ноздрями облачка пара, Николь ежилась, но не спешила отпускать воспитанницу, давая ей пустячные, зряшные наставления. Либертина послушно кивала. Наконец Николь и сама поняла, что тянуть больше не имеет смысла, подтолкнув Либертину к экипажу.
- Я непременно буду заходить и рассказывать, как и что, - пообещала маленькая танцовщица. - Это же ненадолго. Всего на пару месяцев, а потом я вернусь обратно. Передать… - она запнулась, - ну, гражданину Фабру что-нибудь от тебя…
- Ничего, - резко отмахнулась Николь. - Захочет - сам придет и все скажет. Удачи тебе. Будь умницей.
Она развернулась и ушла, хлопнув дверью, с которой скалилась позеленевшая медная рожа чертика с кольцом в зубах. Оставшаяся в некотором недоумении Либертина забралась в экипаж, кучер щелкнул кнутом, кобылка фыркнула и затопотала вниз по улице, к реке и центру города. Либертина сидела, ерзая на посекшемся репсе сидения, с восторгом и удивлением глазея по сторонам. Красная и золотая листва каштанов, уличные торговцы и шныряющие в толпе мальчишки с сумками, набитыми пачками газет, идущие по своим делам горожане. Покачивание и поскрипывание старого фиакра. Повседневная, обычная жизнь города. От которой она отвыкла, безвылазно сидя в театре, шепотом повторяя на репетициях чужие роли, возясь в гардеробных и гримерках. Собственно, она никогда толком не видела этой жизни - только издалека, через запыленные стекла, по рассказам и слухам. Да еще в ее памяти сохранился единственный, бесконечно долгий день, проведенный на парижских улицах.
А теперь она едет по этому городу, да не куда-нибудь, но в Тюильри, где заседает Конвент. Если ей посчастливится, она увидит - ну хотя бы издалека! - кого-нибудь из тех людей, что вершат судьбы нации. И ее судьбу, судьбы Либертины, бывшей Катрин Леконт, которой по счастливому совпадению предстоит сыграть Гения Юности. Интересно, что ей придется делать в этой роли? Неужели просто стоять болванчиком в живописной позе?..
Поворот, плывущие мимо здания - большие, замкнутые в себе, с заколоченными изнутри окнами, скалящиеся осколками стекла в рамах. Со следами копоти на мраморе и с размашистыми надписями краской на стенах. Площадь, огромные ворота, которые никуда не ведут, и вздыбившиеся каменные кони поверх изгиба арки.
- Приехали, гражданка. Тюильри, - кучер указал на знакомое Либертине здание. Желтые стены, белые колонны, темно-зеленый купол в отдалении, черные с золотом прутья решетки. Когда Либертина вылезла из фиакра, и, перегнувшись под тяжестью кофра на один бок, подошла поближе, она разглядела, что к прутьям кое-где прикручены трехцветные розетки и увядшие цветы. А еще - исписанные листы бумаги, просто наколотые с размаху на чугунные копья.
Большие ажурные ворота, с которых доселе не сбили изображения золотых королевских лилий, стояли приоткрытыми, подле них скучали караульные.
- Мне нужен Павильон Дружбы… - робко заикнулась Либертина, переминаясь с ноги на ногу, в точности бедная родственница у дверей дома знатной родни. - Где готовятся к шествию…
- Актерка? - добродушно спросил кто-то из гвардейцев. - Так тебе не сюда. Налево, пока забор не кончится. Там калитка, пройдешь через сад и сама увидишь.
- Спасибо, гражданин, - Либертина поудобнее перехватила свой кофр и поплелась вдоль чугунной ограды, искать неведомую калитку. Мимо проплывали чугунные завитки, гранитные колонны и чуть облупившаяся золотисто-кремовая стена дворца, потом в решетке и в самом деле обнаружилась небольшая калитка, а за ней - липовая аллея. Под ногами хрустели опавшие листья, приближалась цель ее путешествия, и тут Либертина невесть почему струхнула. Может, вчерашнее было сказано не всерьез? Гражданин Фабр пошутил, никто ее не ждет, и никаким Гением ей не быть…
Из-за деревьев выплыл павильон дворца Тюильри - отдельно расположенный одноэтажный флигель с огромными, закругленными поверху окнами. На когда-то идеально выровненной и засыпанной песком, а теперь перепаханной колесами и ногами грязной площадке столпились несколько груженых досками огромных фур, в каких обычно перевозят мебель. Высокие двустворчатые двери стояли нараспашку, туда-сюда ходили и громко перекликались грузчики. Под шумок Либертина отважно юркнула внутрь и остановилась в удивлении. Ее тут же толкнули в спину и рявкнули, чтобы не мешалась под ногами. Танцовщица шарахнулась в сторону, заехав себе углом кофра по ноге и зацепив край платья.
Просторный, залитый солнечный светом танцевальный зал дрожал от частого стука молотков и хора бессловесно распевающихся голосов, выводивших одну ноту за другой, все выше и выше - в веселую какофонию органично вплетался топот ног, грохот сваливаемых на наборный паркет досок и еле различимая нежная мелодия клавесина. В дальней части зала громоздилось угловатое сооружение, уходившее под высоченный потолок и наполовину обшитое досками. Как Либертина не приглядывалась, она так и не поняла, что же в итоге призвана изображать и символизировать сия махина. К тому же груде досок предстояло двигаться - иначе зачем к ней приделаны здоровенные колеса?
Мимо Либертины прорысила стайка галдящих девчонок и мальчишек, старательно взмахивавших трехцветными ленточками. Старший над кавалерией сбился с такта и сурово окликнул глазевшую танцовщицу:
- Гражданка, тебе чего тут надобно?
- Гражданина Фабра, он…
- Туда! - мальчишка махнул зажатым в кулаке пучком лент за рукотворную гору. - Вон, ширма в углу. Он за ней сидит.
Стараясь никому не попадаться под ноги, Либертина двинулась в обход зала, поражаясь царившей сумятице. Одновременно в разных концах зала репетировалось несколько номеров, упражнялся хор и танцоры, грохотали молотками и азартно переругивались рабочие - удивительно, как в этом гаме люди еще умудрялись слышать друг друга?
За китайской ширмой с бескрылыми усатыми драконами прятались здоровенный стол, заваленный бумагами, несколько стульев, диванчик и клавесин с облупившимся перламутром. В этом уголке спокойствия расположилась черноволосая девушка, годами немногим старше самой Либертины, и старательно скрипела пером по бумаге. Заметив гостью, девица, не прерывая своего занятия и не поднимая взгляда, буркнула:
- К Фабру? Садись вон туда и не мешай. Он меня прибьет, если к его возвращению не будет готово.
Либертина плюхнулась на продавленный диванчик, украдкой разглядывая деловитую барышню. И с сожалением признавая: незнакомка весьма хороша собой. Только носик подкачал - длинноват, да еще и с заметной горбинкой. Зато - новомодное платьице с трехцветной каймой, кружевная косынка и иссиня-черная коса с вплетенной белой ленточкой. Интересно, кто она - очередная подруга Шиповника?
Девица исписала лист, несколько раз с усилием сжала и разжала пальцы, и только взялась за следующий, как за ширму влетел живой вихрь, рявкнувший:
- Суламита! Третье действие - где?!
- Найми переписчика за казенный счет, - хмуро посоветовала чернявая Суламита. - Или впредь пиши так, чтобы можно было разобрать, а не как курица лапой. Не загораживай свет, пожалуйста. Кстати, к тебе пришли.
- А-а, Юность пожаловала, - обрадовался гражданин Фабр, кивая Либертине. Вместо того, чтобы сесть на стул, он небрежно раскидал бумаги и по-юношески легко запрыгнул боком на стол. Суламита неодобрительно покачала головой и в очередной раз обмакнула перо в чернильницу. - Давай знакомиться, Юность. Это Суламита…
- Леопольдина, с твоего позволения, - проворчала чернявая, вглядываясь в каракули на обрывке писчей бумаги с золотой монограммой под коронеткой. - Леопольдина Фрей, можно Лина, а вовсе никакая не Суламита.
- "Леопольдина" - слишком длинно и скучно, - отмахнулся Фабр. - К тому же ты выходишь замуж за истинного Соломона, и быть Суламитой тебе к лицу.
Суламита, которая на самом деле была Линой Фрей, поджала яркие губы. Либертина решила, что здесь, в шумном и наполненном голосами, пронизанном осенним солнцем Павильоне, гражданин Фабр выглядит моложе своих лет - но каким-то слегка усталым и встревоженным. А в густых растрепанных кудрях запуталась рыжина.
- Фабр или д’Эглантин, называй, как будет удобнее, - наконец-то представился толком бывший супруг Николь Гетри. - Ты у нас Либертина, верно? Что умеешь, на сцену хоть раз выходила?
- Роли без речей и танцы, - честно перечислила свои скромные достижения Либертина. - В сентябре… ой, в вандемьере прошлого года я закончила королевскую… ну, бывшую королевскую Академию Танца. Пятнадцатое место в общем списке.
Фабр присвистнул. Лина-Суламита оторвалась от переписки и взглянула на тощенькую девчонку с оттенком уважения.
- Повезло, - заявил Фабр. - У нас будет танцующий Гений. Штуковину в зале ты, безусловно, видела - трудно ее не заметить. Так вот, когда это чудовище достроят, - он сморщился, потому что в зале особенно рьяно загрохотали молотками, - то получится здоровенная катящаяся скала. Тебе придется неоднократно перышком взлетать на вершину, махать факелом, изображать живую аллегорию - и при этом не рухнуть вниз и не сломать себе шею, а то все мы будем опозорены.
- В особенности устроитель празднеств, - подпустила шпильку Суламита.
- Молчи, неразумная женщина, твое дело рукописи переписывать… Справишься?
Эглантин сидел на столе, легкомысленно качая длинной, стройной ногой - Либертина заметила, что пряжки на его туфлях серебряные, несмотря на строжайший декрет о борьбе с роскошью - и терпеливо ждал ее ответа. Суламита отложила перо и помахала исписанным листком в воздухе, чтобы чернила поскорее высохли. В зале уронили что-то тяжелое, мелко и тоненько зазвенели стекла. Либертина растерялась, неожиданно поняв, что и боится предстоящего испытания, и не хочет уходить отсюда. И что ей нравится смотреть на этого человека, пусть он невесть на сколько старше ее и вообще годится ей в дедушки.
- Я постараюсь… справлюсь, - она постаралась выговорить это как можно увереннее. Фабр кивнул, словно и не ожидал иного ответа, хотел сказать еще что-то - но рядом затопали. Неустойчивая ширма качнулась, ввалились двое - темно-серый плащ-крылатка и светло-голубой, трехцветные розетки, гладкие черные волосы и напудренный парик. Тот, что в светлом, по сравнению с высоким и грузным спутником казался изысканной живой статуэткой, а высокий немедля затрубил:
- Фабр, сколько еще раз тебе повторять: моя невеста не нанималась к тебе переписчицей! Лина, опять ты потакаешь его стремлению эксплуатировать окружающих!..
- Потакаю, - кротко согласилась Суламита, выбираясь из-за стола. Привстав на цыпочки, она поцеловала оратора в краешек губ, и тот мгновенно смолк. Даже, кажется, слегка покраснел. - Прости. Я больше не буду. Эглантин, держи свою третью часть, и обращайся, если опять надо будет срочно что-то переписать.
- Вот так прелестные создания крутят нами, как пожелают, - грустно заметил обладатель парика. Либертина без колебаний прозвала его "Аристократом" и подумала, что Эмилия помчалась бы за таким без колебаний, изволь он хотя бы разок глянуть в ее сторону. - Фабр, появились новости, требующие обсуждения в узком кругу. Дамы, прошу прощения.
- Лина, сделай доброе дело, пусть нашу Юность устроят… ну, и покажи ей тут все, - распорядился Фабр, нехотя спрыгнув на пол. Чернокосая Суламита кивнула, поманив Либертину за собой.
- А эти двое - они кто? - немедля поинтересовалась маленькая танцовщица, когда девушки под негромкие реплики мужчин покинули уголок за ширмой, и направились в дальнюю часть зала. - Ты и правда выходишь замуж за того, черненького?
- Выхожу, - с достоинством кивнула Лина Фрей. - Это Шабо, депутат Конвента. Красавчик, на которого ты так рьяно облизывалась - Эро де Сешель, из Комитета Общественного Спасения.
- Вовсе я не облизывалась, - вяло запротестовала пойманная на горячем Либертина, поднимаясь следом за Суламитой вверх по лестнице - оказывается, над огромным танцевальным залом имелась надстройка, ныне разделенная перегородками на множество комнатушек. Гул стоял - как в переполненном улье. - Ой, если он из самого Комитета, почему тогда - "де Сешель"?
- Попробуй, назови такого - "гражданин Сешель", - хмыкнула барышня Фрей. Огляделась по сторонам и решительно потащила Либертину с ее лупящим по ногам кофром за собой, искать коменданта, распоряжающегося расселением участников празднества. Будущего Гения Юности сдали с рук на руки, передав строжайшее распоряжение Фабра "позаботиться". Суламита ушла вниз, а Либертина осталась в крохотной пыльной комнатке с косой крышей и окном, выходившим на облетающие сады Тюильри, смятением в душе и множеством вопросов.