Не будите. Едва ли он будет завтракатьвпостели, новывсе-таки
справьтесь... Хорошо,и покажитеему, какпускатьгорячуюводу... Может
быть,он не знает...Да,да, хорошо... И достаньтекак можно скореееще
одного боя. Как только наступает весна, съезжаются гости... Конечно. Словом,
на ваше усмотрение. До свидания.
-- Мистер Хэнли?..Да,-- начал онвторуюбеседус помощью второго
контакта, -- я думал насчет Бьюкэйскойплотины. Мне нужна смета на доставку
гравияикамней... Да, вот именно...Я считаю,что ярдгравия обойдется
примерно на шесть или десять центов дороже щебня. Ужасно мешает подвозу этот
последний крутой склон холма... Разработайте смету... Нет, раньше, чем через
две недели, мыначатьне сможем...да, да, еслиновые тракторы подоспеют
вовремя, они освободятлошадейотпахоты; ноне забудьте,чтотракторы
придется ещедать напроверку... Нет.Об этомвампридется поговорить с
мистером Эверэном. До свидания.
Третья беседа началась так:
--Мистер Досон?.. Ха! Ха!.. Уменя на веранде сейчастридцать шесть
градусов. В низинах, наверно, все бело от инея. Ноэто, пожалуй,последний
утренник...Да,поклялись,чтотракторыбудутдоставлены ещедвадня
назад... Позвоните железнодорожному агенту... Кстати, поговорите за меня и с
мистеромХэнли.Язабылемусказать,чтобывместе совторойпартией
мухоловоконпустил в делои крысоловки.Да,сейчасже.Сегодняштук
двадцать мух грелись на моей сетке... Конечно. Прощайте.
Покончив с разговорами, Форрест быстро встал, сунул ноги в туфли и, как
был,в пижаме, вошелв дом через открытуюдверь, чтобы принять ванну, уже
приготовленную для него китайцем О-Даем. Минут через десять Форрест, вымытый
ивыбритый, снова лежалвпостели,погрузившисьв книгу олягушках,а
пунктуальный О-Дай, все исполнявший минута в минуту, массировал ему ноги.
У Дика былисильные, красивые ноги,и сам он былстатный и стройный,
рост-- пять футовдесять дюймов, вес --сто восемьдесят фунтов. Эти ноги
могли немалопорассказатьоб ихвладельце: левоебедропересекалрубец
дюймов в десять длиной; попереклевой лодыжки, от икры до пятки, такжешло
несколько шрамов величинойсмонету. Когда О-Дай посильнее разминаллевое
колено,Форрестневольноморщился.И направой голени темнело несколько
небольших шрамов, а глубокий рубец,какраз под коленом, доходил почтидо
кости. Набедревиднелсяслед застарелогораненияшириной втри дюйма,
испещренный точками от снятых швов.
Внезапно содвора донеслось веселое ржание.Форрест поспешнозаложил
спичкой нужную страницу лягушачьей книги, перевернулсяна бок и посмотрел в
тусторону, откуда донеслось ржание, вто время как О-Дайнадевал хозяину
носкии башмаки.Внизуна дороге, средилиловыхкистейраннейсирени,
появился живописныйковбой верхомнакрупном жеребце;в золотых утренних
лучах жеребец казался красноватокоричневым; он шел, роняя клочья белоснежной
пены, гордо взмахивая гривой,поводил вокругблестящими глазами, и трубный
звук его любовного призыва разносился по зеленеющей равнине.
Дика Форреста в то же мгновение охватила радость и тревога: радость при
виде этого великолепного животного, выступавшего между кустами сирени,-- и
тревога, какбы его ржаниене разбудило ту молодую женщину,чье смеющееся
личикоглядело нанего из деревяннойрамки настене. Онбросилбыстрый
взгляд через двор шириной вдвести футовна выступавшее вперед крыло дома,
находившееся еще в тени. Шторы на окнах ее веранды-спальни были спущены. Они
нешевельнулись.Жеребец сновазаржал, ноон спугнул только стайку диких
канареек, --они поднялись из цветущихкустов, которыми былобсажен двор,
точнобрызнулвверхсноп золотисто-зеленыхбрызг,брошенныйвосходящим
солнцем.
Следя за жеребцом.Дик Форрест рисовалсебе его прекрасноеи сильное
потомство, этих жеребят без малейшего порока.А когда лошадь скрылась среди
сирени.Дик,какобычно,сейчасжевозвратилсякокружавшейего
действительности и спросил слугу:
-- Ну, как новый бой, О-Дай? Привыкает?
-- Мне кажется, он хороший бой, -- ответил китаец, -- Совсем мальчишка.
Все ему ново. Очень медленный. Но ничего, толк выйдет.
-- Да? Почему ты так думаешь?
-- Я бужу его третье или четвертое утро. Спит, как маленький. Проснулся
-- улыбается. Совсем как вы. Очень хорошо.
-- А разве я улыбаюсь, когда проснусь? -- спросил
Форрест.
О-Дай усердно закивал.
--Ужсколькораз, сколько летябужувас.И всегда,какглаза
откроете, так ониуже улыбаются, губыулыбаются, лицоулыбается, весьвы
улыбаетесь. Сразу. Это очень хорошо. Есличеловектак просыпается, значит,
ума много. Я знаю. И новый бой -- умный. Увидите, скоро-скоро выйдет из него
толк. Его зовут Чжоу Гэн. Как вы будете называть его здесь?
-- А какие имена у нас уже есть? -- спросил он.
--О-Рай,Ой-Ой,Ой-Ли, потомя--О-Дай,--перечислялкитаец
скороговоркой. -- О-Рай говорит, надо назвать нового боя...
Он смолк и лукаво посмотрел на своего хозяина.
Форрест кивнул.
-- О-Рай говорит, пусть новый бой будет О-Черт!
-- Охо! Здорово! -- расхохотался Форрест. -- Явижу, О-Рай шутник! Имя
хорошее,толькоононе подойдет.Ачто скажетмиссис?Надопридумать
что-нибудь другое.
-- О-Хо тоже очень хорошее имя.
В ушаху Форреста все ещестояло егособственное восклицание,ион
понял, откуда китаец взял это имя.
-- Хорошо. Пусть называется О-Хо.
О-Дай наклонил голову, неслышно выскользнул в дверь и тут же вернулся с
остальной одеждой своего хозяина, помог ему надеть нижнюю и верхнюю сорочку,
набросилнашею галстук, который тотзавязывалсам,и,опустившисьна
колени,затянулкраги инацепил шпоры;затем подал широкополуюфетровую
шляпу и хлыст.
Хлыст был особый, индейскогоплетения,-- он состоял из узких полосок
сыромятной кожи, в его рукоятку было вделано десять унций свинца, и он висел
на ременной петле, которую Дик надел на руку.