- А ведь это очень похоже на... герб... – Лицо Арамиса озарилось внезапно посетившей его идеей.
- Именно. Я тоже так сказал. – Поддакнул ему Портос.
Тем временем Арамис взял лежавшее на столе перо и, задумавшись на мгновение, в одном из свободных полей между шпагами начал рисовать католический крест. Атос, Портос и д’Артаньян с нескрываемым интересом наблюдали за ним, ни о чем не спрашивая, хотя вопрос просто срывался с языка.
Когда, наконец, Арамис закончил, первым не выдержал Портос:
- И что это вы тут изобразили, любезнейший наш друг?
- Наш Герб. – Спокойно ответил Арамис.
- НАШ ГЕРБ??? – Не сговариваясь, в один голос произнесли Атос, Портос и д’Артаньян.
- Да. А почему нет? – Арамис оглядел друзей, и те вдруг поняли, что возразить им, в общем-то, нечего. – То, что нарисовал д’Артаньян, очень похоже на Герб. Это заметили все мы. Так почему бы этому наброску и, правда, не стать нашим Гербом – Гербом нашей дружбы. Смотрите. Между четырьмя перекрещенными шпагами образовалось четыре свободных поля. Так пусть каждый из нас в одном из полей изобразит то, что характеризует его лучше всего, свой символ, так сказать.
Друзья поняли, что Арамис только что высказал простую, но гениальную именно этой своей простотой идею. И молча, один за другим они брали перо и заполняли свободные поля.
И вскоре их взору предстал рисунок, где между перекрещенных шпаг рядом с католическим крестом красовалась виноградная лоза, изображенная Портосом, знаменитый гасконский берет, нарисованный д’Артаньяном, и белая лилия, изображенная Атосом.
Никто не спрашивал у других, почему именно этот символ был выбран для герба. Все понимали – всему свое время, даже объяснениям и тайнам...
Подумав еще какое-то время, Арамис снова взял перо и дописал над рисунком Unus pro omnibus (один за всех), а под рисунком omnes pro uno (и все за одного).
====== Глава 3. ======
ГЛАВА 3.
В которой Рене узнает имя своего великого предка.
Перечитав не один раз письмо, Рене задумался и огляделся вокруг. Он чувствовал, что изображение Герба дружбы где-то рядом. Оглядев все вокруг, он понял, что на тщательный обыск всей мансарды уйдет не одна неделя.
«Думай, Рене, думай...» – Говорил он сам себе.
К слову говоря, он без лишнего хвастовства не мог отказать себе в наличии сообразительности и ума. Иначе бы он просто не смог через год после окончания журналистского факультета Парижского университета оказаться в штате знаменитой газеты «Lе Моrtiе». Кто-то скажет – повезло – но тогда можно было бы сказать, что Рене повезло во многом – и с внешностью: высокий статный брюнет с карими глазами и немного волнистыми волосами, и с родословной: Рене уже до этого дня знал, что происходит из древнего рода, но до сих пор деталями своего генеалогического древа особо не интересовался.
«А надо было бы...» – Упрекнул он самого себя.
Он снова и снова перечитывал письмо Арамиса, надеясь увидеть в нем подсказку.
- Герб дружбы хранил какую-то тайну. И был разделен на четыре части. Значит, это не рисунок, а скорее всего это некая вещица. Гербы обычно имели вид заостренного внизу квадрата. – Продолжал он рассуждать, оглядываясь беспрерывно по сторонам.
В какое-то мгновение его охватило отчаяние. От досады он ударил кулаком по крышке кованого сундука. И...
Как это часто бывает, великие открытия происходят по чистой случайности.
В крышке сундука что-то щелкнуло, и от боковой ее части отошла панель. Рене аккуратно вытащил эту панель и обнаружил внутри пустоту... Он понимал, что это не просто так, что это... ТАЙНИК. А в тайниках обычно хранят самые ценные вещи.
Сердце забилось так, что, казалось, сейчас вырвется из груди. Он осторожно все тем же инкрустированным ножом пролез внутрь пустоты и вскоре наконечник ножа наткнулся на что-то твердое. Вытащить это что-то можно было, лишь наклонив сундук набок. Сундук был очень тяжелым, но эта удивительная близость к тайне веков придала Рене неведомые ему ранее силы, и ему удалось немного накренить сундук. Этого оказалось достаточно, чтобы из пустоты медленно выскользнул...
Едва взглянув на выпавший предмет, Рене понял, что это...
ГЕРБ ДРУЖБЫ...
Дрожащими руками Рене поднял заостренный книзу квадрат из серого камня, на котором были изображены четыре перекрещенные шпаги, образующие между собой четыре поля. На одном поле была изображена виноградная лоза, на втором – берет, на третьем – лилия, и, наконец, на последнем – крест. В каждом из изображений было явственно видно, что там когда-то присутствовали камни (судя по всему, драгоценные, как предположил Рене), потому что остались углубления: на лозе в виде нескольких виноградин, на берете в виде помпона, на лилии в виде центрального лепестка, а крест, судя по всему, весь состоял из драгоценных камней или из одного искусно выделанного камня.
От подобной красоты, от осознания того, что этой вещи четыреста лет у Рене потемнело в глазах и на какой-то момент ему показалось, он даже потерял сознание.
Немного придя в себя, он стал подробно рассматривать Герб, пытаясь понять, какая из четырех частей ему могла встречаться ранее. Мозг начал потихоньку закипать, и Рене решил сделать небольшой перерыв на кофе. Взяв с собой письмо и Герб, он спустился вниз, оставив печатную машинку на прежнем месте и, соответственно, напрочь забыв, зачем он изначально сюда поднимался.
Зайдя на кухню, он увидел, что дали свет. А значит, можно выпить нормальный кофе. Рене поставил турку на плиту и сел за стол, положив перед собой письмо и Герб.
Его не покидало ощущение, что он и правда раньше видел какой-то предмет, который имеет отношение к этому Гербу.
Какая-то необъяснимая сила подняла его на ноги и привела в комнату. У него возникло ощущение, что кто-то невидимый руководит сейчас его действиями и поступками. Рене решил просто подчиниться этой невидимой силе и покориться ее власти.
Его взгляд упал на ноутбук, и он вдруг вспомнил о статье и главреде. На миг потеряв связь с невидимой руководившей им силой, Рене метнул взгляд на часы и понял, что до часа икс, назначенного главредом, оставалось полчаса. Он стремительно кинулся к столу, включил ноутбук, вошел в почту и отправил статью главреду, параллельно дописав в тексте сообщения – «Беру отпуск пока на две недели в связи с семейными обстоятельствами. При необходимости продления сообщу дополнительно». И чтобы не читать гневного ответа месье Алана, который, Рене был в этом уверен, не заставит себя ждать, выключил ноутбук.
И тут... Воистину неисповедимы пути твои, Господи...
Подняв глаза, Рене уткнулся взглядом в стену, на которой еще со времен его деда, жившего в этой квартире, висела картина, изображающая всадника в одежде монаха высшего сословия, стоящего перед группой людей с поднятым в вытянутой руке крестом.
Только сейчас, застыв взглядом на этой картине, Рене вдруг ВСЕ понял!
ИДИОТ! ОН ПРОСТО ИДИОТ!
Все это время разгадка тайны его предка была у него перед глазами.
Всадник-монах! Крест!
АРАМИС!!!!
У Рене от напряжения на лбу выступил пот. Он поднялся, не сводя глаз с картины, подошел к ней, и руки сами собой стали аккуратно сантиметр за сантиметром обследовать раму. На боковой стороне картины Рене нащупал небольшой рычаг. Нажав на него, он почувствовал, как картина словно отошла от стены на каких-то пару сантиметров, словно сработала невидимая пружина. И что-то блеснуло в полумраке комнаты.
Осторожно протянув руку, Рене нащупал что-то твердое и холодное. Вытянув это что-то наружу, он с трудом удержался на ногах.
В своих дрожащих руках он держал католический крест из красного драгоценного камня, судя по всему – рубина, ограненного изящным и неповторимым образом.
Все еще не веря, что ему удалось разгадать одну четвертую часть тайны Герба дружбы, Рене бросился на кухню и осторожно приложил крест в принадлежащее ему углубление на Гербе.
Крест ИДЕАЛЬНО вписался, тем самым доказывая, что Рене на правильном
пути.
Кофе давно выкипел, а Рене все сидел и пытался уложить в голове только что сделанное им открытие – он, Рене Эрблес является потомком знаменитого Арамиса, мушкетера его величества Людовика XIII, епископа Ваннского, герцога дАламеда, оказавшегося не выдумкой Дюма-сына, а реально существовавшего человека...
====== Глава 4. ======
ГЛАВА 4.
В которой мы узнаем тайну наследника Арамиса.
Уже начинали сгущаться сумерки, когда Арамис подъезжал к поместью герцога и герцогини де Лонгвиль. Он возвращался в Нанси из Парижа, где был по делам аббатства.
В Париже он не мог не навестить своего друга д’Артаньяна, которого не видел лет пятнадцать после того, как они расстались после осады Ля Рошели, до этого пережив вместе немало приключений. Заглянув в «Козочку», где по-прежнему обитал теперь уже капитан королевских мушкетеров д’Артаньян, Арамис застал последнего у колыбельки очаровательной малышки.
- Какая красивая у вас дочь, друг мой. – Не мог не восхититься Арамис.
- Да, дорогой дЭрбле, – возгордился д’Артаньян, – признаюсь, поначалу я немного расстроился рождением дочери, а не сына. Но когда увидел эти глаза, этот носик, эти кудряшки...
Арамис лишь улыбнулся, заметив, сколько нежности возникает в его друге-вояке при виде этого розовощекого комочка в кружевах.
Арамис погостил у д’Артаньяна несколько дней и распрощался с ним, пообещав непременно написать ему от Атоса, к которому собирался заехать после Парижа.
Приехав к Атосу, аббат увидел последнего в обществе юного белокурого создания, носящего имя Рауль де Бражелон, граф де Ла Фер. Атос, не вдаваясь в подробности, а Арамис их и не выпытывал, признался, что Рауль – его сын. После Атоса, у которого он пробыл почти неделю, чем очень обрадовал своего друга, Арамис направился к Портосу. Раз уж он навестил двух своих друзей, было бы некрасиво обделить вниманием и третьего.
Портос встретил его крепкими объятиями, вкуснейшими перепелами, шикарным вином с собственных виноградников и... очаровательной дочуркой лет шести, которая резво скакала на лошади, со знанием дела владела шпагой и даже знала некоторые приемы рукопашного боя, в которых Арамис без труда угадал почерк Портоса.
Привыкший спокойно воспринимать любые события, Арамис, тем не менее, не смог скрыть удивления от такого «заразного» стремления своих друзей одновременно завестись потомством.
И вот сейчас, подъезжая к поместью де Лонгвилей, он даже немного взгрустнул при мысли, что у него, в отличие от его друзей, нет никого, в ком бы продолжала бурлить его жаждущая действий кровь.
Хотя в памяти до сих пор жили воспоминания о той страсти, с которой он единственный раз в своей монашеской жизни не смог совладать, около шести лет назад впервые побывав в поместье де Лонгвилей и познакомившись с женой герцога – Анной-Женевьевой. Это был единственный раз, когда в Арамисе разум проиграл чувствам. И вот сейчас ему предстояло снова увидеть Ее... Арамис удивился тому, что, кажется, волновался в ожидании этой встречи...
У парадной лестницы дворца его уже встречал сам герцог. Его слуги приняли у аббата лошадь, взяли его нехитрый саквояж.
- Шевалье! – Герцог, улыбаясь, направился к дЭрбле. Арамис прекрасно знал цену этой улыбки. Впрочем, они оба прекрасно понимали, что терпеть друг друга не могут, но необходимость сотрудничества в рядах Фронды заставляла, что называется, делать «хорошую мину при плохой игре».
- Герцог! – не желая оставаться в долгу, улыбнулся в ответ Арамис.
Они прошли во дворец, обсуждая дела, приведшие аббата в поместье де Лонгвилей.
Они как раз решали финансовые проблемы, могущие возникнуть в ближайшее время, когда в залу, где расположились аббат и герцог, вбежал мальчишка лет пяти. Заливаясь смехом, он убегал от своей няньки, прячась за стулья, вазы и шторы.
Пока герцог, извиняясь перед аббатом, выговаривал покрасневшей от стыда няньке, мальчуган подбежал к Арамису и, доверчиво подняв на него глаза, протянул маленькую ладошку: -Я Анли! А ты?
Арамис, смеясь, встретился глазами с мальчишкой и... замер душой и сердцем... Он смотрел в маленькие глаза напротив и боялся произнести вслух мысль, мелькнувшую в его сознании.
И тут он почувствовал на себе другой взгляд. Подняв глаза, он увидел Ее... Анна-Женевьева пришла на шум и сейчас стояла в дверях и смотрела на своего сына, протягивавшего свою ладошку Арамису. ДЭрбле поднялся и сделал шаг навстречу герцогине...
Аббат дЭрбле и Анна-Женевьева де Лонгвиль встретились взглядами, и каждый из них понял, что страсть, возникшая между ними шесть лет назад, не умерла, а просто спала все это время где-то в глубине их сердец. Сердце Анны-Женевьевы было готово вырваться из груди, стоило ей снова увидеть знакомую стройную фигуру Арамиса, его руки, лицо, глаза, губы.
Герцог тем временем продолжал выговаривать няньке, в упор не замечая того, что происходило между его женой и Арамисом. Маленький же Анри переводил свои карие глазки с гостя на мать, но по понятным причинам не понимал этой игры взглядов.
Арамис и Анна-Женевьева вовремя успели взять себя в руки как раз в тот момент, когда выдохшийся от нравоучений герцог вручил сына няньке и отправил их укладываться спать. Арамис с грустью посмотрел вслед мальчугану, сердцем, однако, чувствуя, что эта их встреча первая, но далеко не последняя. Маленький же Анри обернулся и серьезно посмотрел на аббата за мгновение, как закрылись двери залы.
- Прошу прощения, шевалье. – Герцог подошел к Арамису. Было видно, что он, и правда, раздосадован произошедшим.
- Ничего страшного, герцог. У вас очаровательный сын. – Дипломатично отреагировал Арамис, но Анна-Женевьева уловила в его словах нотки, предназначенные именно ей.
Они прошли в столовую, где уже был накрыт шикарный ужин. За ужином говорили о делах, о последних событиях в Париже, о новостях двора. Казалось, все забыли о случившемся, но это было обманчивое впечатление.
- Дорогой шевалье, я приказал приготовить для вас лучшие апартаменты в западном крыле. – Герцог с трудом вставал из-за стола после плотного ужина. Вообще в плане внешнего вида он заметно проигрывал стройному Арамису, который с годами становился только все более привлекательным для женского взгляда.
- Благодарю вас, дорогой друг. – Аббат мог бы быть примером дипломатии и любезности. – Думаю, что после сегодняшней утомительной дороги и такого великолепного ужина я буду спать без задних ног в любых апартаментах. – И он бросил мимолетный взгляд на Анну-Женевьеву, достаточно короткий, чтобы его не заметил герцог, и достаточно длинный, чтобы его перехватила герцогиня.
Они раскланялись и разошлись ко сну.
Герцог и герцогиня зашли к сыну, который уже сладко спал, затем герцог проводил жену до ее покоев и, попрощавшись до утра, они разошлись.
Анна-Женевьева вошла в свои покои, где ее уже ждала служанка. Она помогла госпоже приготовиться ко сну. Когда переодетая в черный шелковый ночной халат герцогиня сидела возле туалетного столика, служанка в покорном поклоне поинтересовалась – желает ли госпожа что-нибудь еще. Анна-Женевьева, улыбнувшись, ответила, что та может быть свободна до утра.
Закрыв за служанкой двери на ключ, она вернулась к туалетному столику и, устало положив голову на сложенные в молитвенном порыве руки, заплакала.
- Большой грех орошать такие прекрасные глаза слезами... – Услышала она за спиной до боли знакомый голос.
Резко обернувшись, она увидела Арамиса, выходящего из-за портьеры. И она вспомнила так ясно, словно это было вчера, как шесть лет назад вот так же он возникал словно ниоткуда, смотрел на нее своими магическими глазам, и она таяла от этого взгляда. Она никогда не могла понять, как, каким образом он оказывался в ее комнате незамеченным никем, а сам Арамис, улыбаясь, предпочитал не раскрывать своих секретов.
Он подошел к ней, взял ее руки в свои, отчего она вздрогнула, словно ее пронзила насквозь молния, и поцеловал ее глаза.