Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил
Александровичсообщил поэту, междупрочим, и отом, что то местов15-й
книге, вглаве 44-йзнаменитых Тацитовых "Анналов", где говоритсяо казни
Иисуса, -- есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.
Поэт,длякотороговсе,сообщаемоередактором,являлось новостью,
внимательнослушал МихаилаАлександровича,уставивна негосвоибойкие
зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.
--Нетни одной восточной религии, -- говорил Берлиоз,-- в которой,
как правило непорочнаядеване произвела бына свет бога. И христиане, не
выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом
деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор...
Высокий тенор Берлиоза разносилсяв пустынной аллее,ипо мере того,
как Михаил Александрович забиралсяв дебри,в которые может забираться, не
рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек,--поэт узнавал
всебольшеи большеинтересного иполезногои проегипетского Озириса,
благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про
Мардука,и дажепро менееизвестногогрозного богаВицлипуцли, которого
весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.
И вот какраз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту
о том,как ацтекилепили изтеста фигуркуВицлипуцли,в аллее показался
первый человек.
Впоследствии,когда,откровенноговоря,былоужепоздно,разные
учрежденияпредставили свои сводкис описанием этого человека. Сличение их
не может невызвать изумления.Так, впервой из них сказано,что человек
этот был маленького роста,зубыимел золотыеи хромал на правуюногу. Во
второй -- чточеловек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал
на левую ногу. Третья лаконически сообщает, чтоособых примет у человека не
было.
Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.
Раньшевсего:ни на какую ногу описываемый не хромал, иросту был не
маленькогоинегромадного, а просто высокого. Что касаетсязубов,то с
левой стороны унего были платиновые коронки, а с правой -- золотые. Он был
в дорогом сером костюме,в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет
он лихо заломил наухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде
головы пуделя.По виду -- лет сорока с лишним. Роткакой-то кривой. Выбрит
гладко. Брюнет.Правый глаз черный, левыйпочему-то зеленый. Брови черные,
но одна выше другой. Словом -- иностранец.
Пройдя мимо скамьи, на которойпомещались редактори поэт, иностранец
покосился наних,остановился и вдруг уселся насоседней скамейке, в двух
шагах от приятелей.
"Немец", -- подумал Берлиоз.
"Англичанин, -- подумал Бездомный, -- ишь, и не жарко ему в перчатках".
А иностранец окинул взглядомвысокие дома, квадратом окаймлявшие пруд,
причемзаметностало,чтовидитэтоместоон впервыеичтооно его
заинтересовало.
Он остановилсвой взор на верхних этажах,ослепительноотражающихв
стеклахизломанное инавсегда уходящее отМихаила Александровичасолнце,
затемперевелеговниз,где стекла началипредвечерне темнеть,чему-то
снисходительноусмехнулся,прищурился,рукиположилнанабалдашник,а
подбородок на руки.
--Ты,Иван,--говорилБерлиоз, --оченьхорошоисатирически
изобразил, например, рождение Иисуса, сына божия, но соль-то втом, что еще
до Иисусародилсяеще рядсыновбожиих, как, скажем,фригийскийАттис,
коротко же говоря, ни один изних не рождался и никого не было, в том числе
иИисуса,инеобходимо,чтобыты,вместо рожденияи,скажем, прихода
волхвов, описал нелепыеслухи обэтом рождении... Ато выходит потвоему
рассказу, что он действительно родился!..
Тут Бездомный сделал попытку прекратить замучившую егоикоту, задержав
дыхание, отчегоикнулмучительнееигромче, и вэтот жемомент Берлиоз
прервалсвоюречь,потому что иностранец вдругподнялсяинаправился к
писателям.
Те поглядели на него удивленно.
--Извините меня,пожалуйста, --заговорил подошедшийс иностранным
акцентом, но нековеркая слов, -- что я, не будучи знаком, позволяю себе...
но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что...
Тутонвежливоснялберет,идрузьямничего неоставалось,как
приподняться и раскланяться.
"Нет, скорее француз..." -- подумал Берлиоз.
"Поляк?.." -- подумал Бездомный.
Необходимо добавить, что на поэта иностранец с первых жеслов произвел
отвратительноевпечатление, аБерлиозу скорее понравился,тоестьне то
чтобы понравился, а... как бы выразиться... заинтересовал, что ли.
-- Разрешите мне присесть? -- вежливопопросил иностранец,и приятели
как-тоневольно раздвинулись; иностранецловко уселся междуними и тотчас
вступил в разговор.
--Если я неослышался, вы изволили говорить,что Иисуса не былона
свете? -- спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.
-- Нет, вы не ослышались, -- учтиво ответил Берлиоз, --именно это я и
говорил.
-- Ах, как интересно! -- воскликнул иностранец.
"А какого черта ему надо?" -- подумал Бездомный и нахмурился.
-- Авы соглашались с вашим собеседником?-- осведомился неизвестный,
повернувшись вправо к Бездомному.
-- На все сто! -- подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.
--Изумительно!--воскликнулнепрошеныйсобеседники,почему-то
воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал:-- Простите мою
навязчивость, но я так понял, что вы, помимовсего прочего, еще и не верите
в бога?-- он сделал испуганныеглаза и прибавил: -- Клянусь, я никомуне
скажу.